«Маргарита, 21 год, ищу своего Мастера», – прочитал Родион.

«Мастера» все-таки с большой буквы. Умница! Если ищешь мастера с маленькой – найдешь водопроводчика», – ехидно подумал Родион. И тут же поймал себя на мысли, что из двух девушек Валерия все же нравится ему больше. Ее не надо будет «мастерить». По ценностям она вполне уже сложилась. Обеспечь ей удовольствия, накорми, дай денег – и никаких сюрпризов можно не ожидать. Оттого и двойствен был Родион, что телом его тянуло к таким вот холеным Валериям, которых он презирал, а душой он простить себе этого не мог, потому что все-таки был шныр.

Смартфон Рузи завибрировал, и выползло оповещение мессенджера:

– На, держи! – Родион протянул смартфон Рузе. Пока Рузя подходил, успело выползти еще одно оповещение:

Рузя что-то напечатал, отвечая маме, потом выпрямился и, держа руку на пояснице, жалобно попросил у Родиона:

– Послушай… Научи меня драться!

Родион окинул его оценивающим взглядом.

– Бесполезняк! – сказал он.

– Ну хоть приемы какие-то! – взмолился Рузя.

– Да какие тебе приемы?! Это только новичкам кажется, что есть волшебные приемы, которыми можно всех ронять. Но это до первой больницы, как говорится. Бегай, приседай, отжимайся – больше толку будет.

– А приемы почему нельзя? – огорчился Рузя.

– А на что их вешать, твои приемы? Если жертвы резко агрессивными становятся, их сразу забивают. Так что лучше отжимайся!

– А ты мне помогать будешь?

– Отжиматься? – удивился Родион. – Нет, не буду. Ты уж сам как-нибудь. А мне пора колоть дрова.

– Какие дрова? – озадачился Рузя.

– Никакие. Нужно пробежаться! Из-за твоего смартфона я слишком глубоко нырнул в бездны порока. Ты Штопочку видел?

Рузя завертел головой с такой энергией, что его уши произвели ветер. Искомая девица Штопочка обнаружилась в небе над Копытово, где она тщетно пыталась подстеречь хотя бы одного берсерка. Берсерки узнавали ее издали и близко не совались. Штопочка и для берсерков была легендой, и они по-своему любили ее, никогда не пытаясь издали подбить из мощного арбалета. Если уж биться со Штопочкой, то только честно, один на один. И никак иначе. Берсерки-наездники – не простые топорники Тилля. Это элита, а элита не может без профессиональной чести.

Родион нашел Штопочку, коротко и загадочно переговорил с ней, и оба исчезли из ШНыра. Перед тем как последовать за Родионом, Штопочка подозвала к себе Рузю.

– Присмотри за моим пегом! Кормить-поить не забывай. В денник лишний раз не суйся. Он тебе уши отгрызет! – сказала она, сопроводив свои слова несильным толчком в грудь.

«Спасибо» и «пожалуйста» Штопочка никогда не произносила. Правда, и от других этих слов не ждала и морщилась, когда кто-то порывался ее благодарить. «Ерунда! Дерьмо-вопрос!» – отмахивалась она, отдежурив за кого-то ночь в пегасне.

Захватив с собой лишь шнепперы, небольшие рюкзаки и пластиковые бутылки, Родион и Штопочка перемахнули через забор ШНыра и унеслись в лес. Кузепыч, стоявший на пороге сарая-склада, увидел их, рванулся было вдогонку, но уже через два шага остановился.

– Бабка ежика! Опять на несколько дней смылись! – завопил он им вслед.

Исчезали Штопочка и Родион уже не в первый раз. Легкие, неутомимые, как волк с волчицей, они держались бурелома, глухих мест, оврагов. Двигались не бешеным задыхающимся галопом, который заставляет человека уже через несколько километров упасть на землю, а бе́гом – упорным, неспешным, который может продолжаться часами. Прямая спина, лишь с легким наклоном вперед, подобранный живот. Ноги работали как поршни, с одинаковой частотой, бежали ли они в гору или с горы – только удлинялся или укорачивался шаг.

Родион и Штопочка бежали по лесам, по гарям. Через железнодорожные пути, через вспаханные поля, по выработанным карьерам, опять по лесам. Воду в пластиковые бутылки наливали из ручьев: пить хотелось постоянно. Они бежали по Подмосковью, не имея ни четкого плана, ни карты. Если изначально карта и существовала, она обычно терялась при переправе через реку или болото. Под ногами разлетались трухлявые стволы, давно ждавшие момента, чтобы обратиться в ничто. Изредка вспугивали кабана или встречали в чаще выбеленный череп лося. Бежали Родион и Штопочка по десять-двенадцать часов без перерыва, а однажды, чтобы испытать силы, даже и тридцать шесть часов подряд.

Выбившись из сил, Штопочка и Родион спали на земле, упав прямо в листву и в нее же зарывшись, если было холодно. Костры разжигали редко. Если проводишь ночь у костра, дымом ухитряется пропахнуть не только одежда и волосы, но и кожа. Потом ни в одном поселке нельзя показаться, не вызвав повышенного интереса к своей персоне. Питались гречкой, которую не варили, а лишь замачивали в пластиковых бутылках. Гречка разбухала в холодной воде и за ночь становилась похожей на вареную.

Самое удивительное, что между собой Родион и Штопочка почти не разговаривали. Во всяком случае ничего более значительного, чем «Где вода?» или «Дай ложку, я свою в болоте утопил!». Через три-четыре дня они опять оказывались в ШНыре. Вымотанные, отощавшие, с ввалившимися щеками. Шли медленно, после каждого шага вопросительно приостанавливаясь и словно задавая своему телу вопрос: «Ну что? Будешь стоять или собираешься падать?»

Зато лица у Штопочки и Родиона выражали счастье. Даже где-то с прорывом в блаженство. Это были люди, чуждые всем метаниям и терзаниям. Они больше не задумывались, счастливы ли они, не порывались бросать ШНыр, не проклинали своих золотых пчел и не роптали на судьбу. После таких пробежек Штопочка и Родион с неделю приходили в себя. Радовались, что просто дышат и пьют воду. Постепенно начинали показываться в пегасне и около месяца были примерными старшими шнырами. Штопочка до блеска вычищала Зверя, шерсть которого начинала блестеть и лосниться. Родион ходил в нырки, проверял зарядные закладки и охранные шныровские точки.

Со временем силы постепенно возвращались, а вместе с силами возвращались и страсти. Штопочка опять начинала носиться на Звере вокруг ШНыра, с вызовом щелкая бичом, если видела берсерка, а Родион совершал опасные вылазки к базе ведьмарей, снимая зазевавшихся часовых.

Постепенно и этого им становилось мало. Накапливающиеся силы раздирали их, как газ разрывает слишком сильно надутый шар. Недовольство собой росло, требуя выхода. И вот однажды утром хмурый Родион подходил к хмурой Штопочке, ручкой бича сбивающей с кустов росу, и говорил ей только два слова:

– Готова? Пробежимся?

– Пять минут! – мгновенно отвечала Штопочка, и вскоре две быстрые тени уже перемахивали через ограду ШНыра.

* * *