и спрашивали, не передумал ли он, Джон Вествик посвятил свою жизнь Богу на церемонии пострижения в монахи. В присутствии всей братии он трижды принес обеты послушания, жизни в монастыре и «постоянства», или неизменной верности обители[151]. Свои обеты он записал собственноручно.

После пострига Джон продолжил готовиться ко вступлению в священнический сан. До поставления во священство ему предстояло пройти через три малых чина: аколита, субдиакона и диакона. Весь процесс обычно занимал около трех лет. Иногда подняться по церковной лестнице можно было гораздо быстрее. Например, в марте 1382 года в кафедральном соборе Святого Павла пятерых послушников из Сент-Олбанса, возрастом немного моложе Джона Вествика, в один и тот же день посвятили и в аколиты, и в субдиаконы сразу. Один из пятерки, Томас Бовиль, всего через полгода стал диаконом, а другого епископ Лондона рукоположил во священство через год, в ближайший День святого Валентина[152]. Сент-олбанских монахов рукополагали во священство самые разные дружественные монастырю епископы – после того как местный уроженец папа Адриан IV своим указом вывел монастырь из подчинения главе епархии[153]. Во времена Джона Вествика обряд чаще всего проводил епископ Лондона, но архиепископ Кентерберийский Саймон Садбери, который возглавлял этот диоцез, прежде чем стать архиепископом, тоже рукополагал сент-олбанских монахов во время своих регулярных визитов в столицу. Епископы вели подробные записи рукоположений, аккуратно фиксируя имена, даты, чины и места проведения церемоний, но не все их записи уцелели в веках. Ни по одному из монахов Сент-Олбанса у нас нет записей обо всех четырех посвящениях. По большинству – включая Джона Вествика – нет вообще ни одной. Данные о посвящениях за 1368–1379 годы, например, утрачены полностью. Можно предположить, что Вествик, которому тогда было чуть за 20, принес обеты и был рукоположен именно в это десятилетие. К 1380 году, когда был составлен список монахов, где отыскалось так много Джонов, он уже покинул Сент-Олбанс.

Рукоположение в сан священника не означало окончания обучения. Активное чтение было неотъемлемой частью жизни в монастыре, и так как вся она крутилась вокруг переписывания текстов и богословских изысканий, монахи много читали из «грамматики» – включавшей филологию и философию – и истории. Предаваясь вдумчивому чтению, они стремились перейти от объективного опыта к субъективному размышлению, могли использовать научное описание мира и успокоительно цикличный календарь в качестве подспорья для медитативной молитвы. В библиотеке Сент-Олбанса хранилась масса научных книг – особенно много там было трудов Ричарда Уоллингфордского, с которыми мы поближе познакомимся в пятой главе. Но для того чтобы получить доступ к новейшим и самым важным средневековым научным трудам, Джон Вествик, монах с научным складом ума, должно быть, умолял отпустить его учиться в университете. Мы не знаем, выпал ли ему такой шанс, – эти записи тоже отрывочны, – но знания, продемонстрированные им позже, делают такой поворот событий весьма вероятным. Так или иначе, огромное значение университетов в истории средневековой науки зовет нас в путь через Чилтернские холмы в Оксфорд.

Глава 3

Universitas

Ричард из Миссендена был сент-олбанским монахом на несколько лет моложе Джона Вествика. Как и Томаса Бовилля, с которым мы познакомились в конце предыдущей главы, его посвятили в чин диакона на церемонии в кафедральном соборе Святого Павла 20 сентября 1382 года[154]. Но, в отличие от Томаса, ни одно из его дальнейших посвящений не упоминается в сохранившихся книгах учета. Однако мы довольно много знаем о нем из других источников. Сент-Олбанская хроника сообщает, что во время выборов новых аббатов – в 1396 и в 1401 годах – Ричард служил помощником келаря, помогая тому содержать в порядке кухонную утварь и следить, чтобы в монастырских кладовых всегда было в достатке еды и питья. Из той же хроники нам известно, что примерно тогда же он жертвовал деньги на строительство водяной мельницы в одном из принадлежавших аббатству поместий. Мы знаем, что Ричард из Миссендена был настоятелем монастыря Бидлоу, расположенного в 20 милях к северу от Сент-Олбанса, когда осенью 1428 года монахи оставили этот обнищавший приорат. Затем его поставили во главе Редборна, небольшой обители в часе хода от Сент-Олбанса по старой римской дороге, куда монахи периодически удалялись для отдыха после кровопусканий. И еще мы знаем, что в мае следующего года он представлял аббатство в судебной тяжбе по поводу неуплаты десятины. Брат-попечитель записал показания свидетелей по этому делу; каждый свидетель начинал с того, что кратко излагал собственную биографию. Именно тогда 67-летний Ричард Миссенден упомянул о пяти годах, проведенных в Оксфордском университете[155].

Ричард сказал всего лишь, что отправился туда в возрасте 25 или 26 лет, после того как провел четыре года в Сент-Олбансе. Немного, но о массе других монахов-студентов мы и этого не знаем. С момента основания университетов студенты были обязаны регистрироваться у ректора своего колледжа, но ни один из средневековых списков зачисленных не сохранился[156]. Мы можем довольно много рассказать о том, как и чему учились монахи-студенты, но что касается их личных данных, тут нам остается полагаться только на разрозненные ссылки. Мы знаем, например, что архидьякон Джон Хейворт, современник Вествика, учился в университете, только потому, что некий живший позже монах, размышляя над его мраморной усыпальницей, упомянул, что покойный был бакалавром канонического права[157].

Неудивительно, что мы не можем сказать наверняка, посещал ли Джон Вествик университет, – хотя тот факт, что в своих работах он опирается на серьезные научные труды, говорит в пользу такого предположения[158]. Нам точно известно, что в Оксфорде училось множество сент-олбанских монахов. Бенедиктинцам – в отличие от, скажем, францисканцев и доминиканцев – потребовалось больше времени, чтобы осознать, сколько пользы может принести братии учеба в университете. Но уже во времена Вествика бенедиктинцы с энтузиазмом устремились в Оксфорд. Желая повысить стандарты монастырского образования, папа римский в 1336 году призвал монастыри давать высшее образование каждому двадцатому из монахов. Сент-Олбанс с энтузиазмом откликнулся на призыв: в университеты поступало от 15 до 20 % братии[159]. Многие оставили учебу, так и не получив степени[160]. Но даже просто посещая университет, эти студенты сыграли свою роль в становлении одного из важнейших институтов в истории западной науки.

Университеты не появились из ниоткуда, они эволюционировали веками, постепенно вырастая из монастырских и соборных школ, а в XII веке активный перевод арабских и греческих философских и научных трудов только подстегнул этот процесс. Мы заглядывали в монастырскую школу, когда знакомились с трудами Беды и Германа. В этих школах монахи постигали семь свободных искусств.

Развивая греческие идеи классического образования, семь искусств оформились в отдельные дисциплины во времена поздней Римской империи[161]. Они назывались «свободными», потому что изучать их должны были свободные граждане и титулованная знать, а слово «искусство» не употреблялось в нынешнем узком смысле художественного творчества, но означало любое достойное изучения умение. В начале V века писатель Марциан Капелла, живший в римской провинции Карфаген, придумал яркую аллегорию, представлявшую искусства в виде семи подружек невесты на бракосочетании девы Филологии (олицетворявшей знание в широком смысле). Они были ярко одеты, и каждая наделена соответствующим атрибутом: у Риторики это оружие, которым она поражала своих оппонентов, у Геометрии – измерительные инструменты[162]. В 1520-х годах идею подхватил Боэций, и вскоре семь искусств разделились на две группы: тривий (троепутье) словесных наук – грамматика, риторика и логика – и квадривий (четверопутье) математических наук – арифметика, геометрия, музыка и астрономия. В следующем веке их распространению немало способствовал епископ Севильи Исидор. Свою энциклопедию «Этимологии» он начал с обзора свободных искусств, которые к тому времени уже окончательно оформились в качестве отдельных дисциплин. «Этимологии», амбициозная попытка суммировать все человеческое знание, была, вероятно, самой известной и важной после Библии книгой на протяжении всего Средневековья[163].

На основе приведенных к единому стандарту семи искусств строилось обучение в школах, создававшихся при кафедральных соборах, как, например, в Шартре, или при аббатствах вроде парижского Сен-Виктора. Геррада, аббатиса Хоэнбурга, которая изобрела математический инструментарий, облегчавший монахиням составление календарей, в свою энциклопедию, которую она назвала «Сад утех» (ок. 1180 г.), включила и руководство по свободным искусствам.