Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чего боишься? Саму себя? Сейчас столько новых профессий появилось, за какой-то год! На товарно-сырьевой бирже только ленивый не торгует. А думаешь, кто-нибудь на брокера учился? Да и диджеи, твоя мечта, – тоже все самозванцы, образование – десять классов от силы. «Кисс» от «Металлики» отличают – и уже специалистами себя мнят. Просто держись как можно увереннее. И, главное, докажи директору, что на работе будешь гореть. Идеями фонтанировать. Есть у тебя идеи?
– Ну…
– Баранки гну! – рассердился Илья. – На собеседовании бекать начнешь – тебя и слушать не станут. «Интриганку» Сидни Шелдона читала?
– Делать мне больше нечего, женские романы читать!
– И очень зря. Интересно. А главное – полезно.
– Странный ты, Илья, – усмехнулась девушка. – Первый раз вижу, чтоб в романах пользу искали.
Думала в тупик поставить, но рязанский юноша мгновенно парировал:
– В советских – пользы никакой и не было, одна пропаганда. И герои все тоскливые до зубной боли. А Кэйт Блэкуэлл из «Интриганки», к твоему сведению, – новый тип человека. Никогда не теряется, никого не боится. И в себе уверена железобетонно. Потому и добивается своего. Вот и поучись у нее!
Гениальное напутствие, ничего не скажешь…
Офис «Рок-волны» располагался возле метро «Коломенская». Огромное, унылое здание, бывший НИИ. Кульманов здесь, похоже, не осталось – сплошные новые фирмы и фирмочки, еще одно доказательство безвозвратной гибели прежних ценностей. Народ выходил из дверей все больше модный, в себе уверенный. Сигаретами пахло хорошими. А среди машин на стоянке даже несколько иномарок стояло. Один вахтер остался замшелым, настоящий обмылок социализма. Потребовал сначала пропуск у Лютика, потом заявку, затем долго, чуть не под лупой, изучал паспорт, кому-то звонил… Наконец за ней спустились – девица ее лет, в туфельках на огромных, шатких каблуках. Оглушительно цокая по гулким коридорам, та повела за собой. Держалась дружески. По пути показывала:
– Вот здесь – столовка. Тошниловка, мы туда не ходим. Лучше на пятый этаж, в буфет…
Будто она, Лютик, – уже свой человек здесь!
Девушка попыталась представить: вот она спешит от метро на службу. Минует турникет и зловредного вахтера, гордо демонстрируя постоянный пропуск. И лицо у нее, как у всех здесь: сосредоточенное, несколько отрешенное… Да, хотелось бы. Очень хотелось.
Но чем брать?
Директор – достаточно молодой человек по имени Олег – приветствовал ее любезно, однако глаза у мужчины не вспыхнули.
«Не запал», – мгновенно поняла Лютик. А на его рабочем столе, девушка углядела, красовалась фотография чрезвычайно эффектной молодой женщины. «Тяжелый случай. Похоже, не просто женат, но еще и в супругу влюблен. Значит, ослеплять можно и не пытаться».
К тому же Лютик безошибочно почувствовала: они с директором – совершенно из разных сфер. Тот одет не просто хорошо, но с шиком, как западные артисты. И руки у него ухоженные. И ключи на столе валяются – на брелоке, подумать только, написано «БМВ»! Такой на смазливую студентку не клюнет, ему как минимум фотомодель нужна!
«Все равно не сдавайся!» – приказала себе Лютик. И примерной девочкой опустилась на краешек кресла, целомудренно прикрыла подолом юбки коленки. Решила: раз роль пылкой студентки ей удачи не принесет, надо изображать профессионала.
– Имя? – спросил директор.
– Лида Левашова, – улыбнулась она. И добавила: – Но все называют меня Лютик.
Ждала, что мужчина спросит, почему, но тот не заинтересовался. На радио, наверное, у всех одно имя обычное, а второе – сценическое.
– Образование какое? – продолжил директор.
– Высшее. Почти законченное, – уверенно заявила девушка.
И снова ни единого уточняющего вопроса.
– Прописка московская?
– Естественно!
Тоже почти правда. К ним в Мытищи, как местная газета пишет, к девяносто восьмому году даже метро протянут.
– Языки?
– Русский – в совершенстве. Английский – в процессе.
Хорошо бы соврать, что свободный, но девушка сразу увидела: лоск у директора не российский. Явно за рубежом бывает частенько. Значит, и проверить может. Лучше не подставляться.
– Слово «intro» перевести на русский сможешь? – вкрадчиво поинтересовался мужчина.
– А оно разве английское? – растерялась Лютик. – По-моему, латынь.
– Диджей обязан быть полиглотом, – улыбнулся директор.
– Тогда я попробую, – не растерялась она. – Интро, интродукция… – И просияла: – Наверно, проигрыш? Первые аккорды песни?
– Угадала, – похвалил Олег. И продолжил: – Компьютером владеешь?
Тоже не соврешь: на столе у потенциального шефа мерцает монитор.
– А откуда у обычной студентки компьютер? – развела руками девушка. – Но на машинке печатать умею.
Что двумя пальцами – не уточнила.
– И самое главное… – мгновенно сменил тему Олег. – Почему ты хочешь работать на радио?
«Чего он ждет? Общих слов? Или честно ему признаться, что я здесь другую жизнь ищу?… Что убежать хочу от мусорных баков под окном, от вечного мата и пьянства кругом…»
И девушка осторожно заговорила:
– Понимаете, мне кажется… что радио, я имею в виду, конечно, современные станции, те, что в FМ-диапазоне, – это символ. Символ всего нового, динамичного. Еще лет пять назад о подобном никто и помыслить не мог. Я специально в три часа ночи вставала, чтобы мелодии и ритмы зарубежной эстрады послушать. Вот и хочу оказаться, говоря красиво, у истоков… новой жизни. Непонятно формулирую, да?
– Формулируешь так себе, но я понял.
Олег впервые за все время беседы улыбнулся. Задумчиво протянул:
– Что ж, Лида-Лютик… Давай на тебя в деле посмотрим.
– Но только в студии я никогда не работала, – честно призналась девушка. – Микшировать – или как у вас называется? – не умею.
Директор усмехнулся:
– А за пульт тебя и не зовут. Пока.
И извлек из ящика стола изрядную стопку писем. Протянул ей. Объяснил:
– Сегодняшняя почта, тридцать четыре штуки. Заявки от дорогих товарищей радиослушателей. Тебе надо из них говорильню для диджея составить. Под хронометраж в пятьдесят пять минут.
– Песен десять, остальное – реклама и болтология? – предположила Лютик.
И угадала.
– Совершенно верно, – кивнул директор. – Кто заказывает песню, для кого, повод, пожелания. Только чтобы не скучно было. За час справишься?
– Естественно! – заверила девушка.
– Тогда пробуй.
И он, больше ничего не объясняя, вышел из кабинета.