— Это тебя.

Я проорал «Иду-у!», чтобы было слышно в трубке, а сам еще покачивал копию рок-идола. Потом опустил ее в закрепитель, сполоснул руки, подошел к телефону и проворчал брюзгливое «алло».

Это был тот самый, молодой, ясный и решительный голос.

— Ты опоздал, — были ее первые слова.

Энергичная, как всегда.

— Я и секунды лишней не потерял.

— Он был мертв, когда ты приехал?

— Об этом я рассказывать не стану.

Она помолчала несколько мгновений. Потом сказала:

— Ты не...

— Нет, никоим образом, — отрезал я. — И не клади трубку, мне надо поговорить с тобой кое о чем, весьма любопытном. Но сейчас я не успею, мне надо доделать работу. Перезвони через полчаса. Я сижу... погоди... добавочный тысяча десять.

Это был номер Тарна. Я услышал, как она засмеялась. И положила трубку.

— Черт, — выругался я.

— Сложности с девицами? — спросила Гюн, семеня мимо.

Я подошел к проявочной ванне и попытался обработать еще одно фото идола.

— Да у него же нет лица, у этого дьявола, — заорал я спустя некоторое время.

— У кого это? — весело спросила Гюн.

— Да у этого пьяницы идола, черт его побери.

— Возьми стандартный портрет, — предложила она, не задумываясь.

— Какой такой стандартный портрет?

Гюн взглянула на меня с удивлением.

— У нас их два варианта, — сказала она. — Рок-певцы с бородой и рок-певцы без оной.

Мне потребовалось десять минут, чтобы подобрать подходящий снимок идола. Это был не шедевр. Но для фанатов сойдет.

Я собрал свои камеры и побежал по длинным коридорам в отдел уголовной хроники. Там было пусто, тихо и темно. Я зажег одну из настольных ламп и стал рыться в столе Тарна, пока не нашел магнитофон. Его можно было включать прямо в телефонную розетку.

Теперь оставалось ждать. Я откинулся на спинку стула и положил ноги на письменный стол.

Сноп света от одинокой лампы колпаком накрывал меня. Отдел уголовной хроники невелик, но по углам темно. В редакциях всегда полно газет, а в углах их просто штабеля.

Странное все-таки у журналистов отношение к газетам. В помещениях редакции можно при желании найти все значительные газеты мира: «Вашингтон пост», и «Канар аншене», и «Аль-Ахрам», и «Файненшл таймc», и «Латин Америкэн ньюслеттер», и «Эйшн дефенс джорнал». Бери и читай, сколько хочешь. Они лежат на виду и ждут. Но никто их не трогает. Их выбрасывают, они попадают в макулатуру и начинают новую бесполезную жизнь.

Но попробуй порыться в куче и найти «Новое о лодках»! Это издание сразу же прибирают к рукам. Еще скорее разбирают «Мир техники» — он расходится почти так же быстро, как «Частная жизнь».

А самым популярным в крупнейшей шведской редакции, призванной совершенствовать общественные нравы, является «ФИБ-Актуэльт».[36]Его вырывают из рук разочарованных вахтеров, в распоряжении которых остается самое большее десять минут, чтобы познакомиться с экземпляром.

Телефон Тарна зазвонил, глухо и негромко. Я поднял трубку:

— «Утренняя газета», редакция уголовной хроники.

Она помолчала некоторое время, а потом спросила:

— Что это ты там хотел рассказать интересное?

Я включил магнитофон. Раздался ее собственный голос:

— «...целая серия преступлений. Ты же понимаешь, я не стала бы звонить, если б речь шла о мелких деньгах. Но тут замешаны большие деньги, да и жизни, человеческие жизни... люди умирать будут...»

Туг я магнитофон выключил.

— Ну и ничего интересного, — фыркнула она. — Я была уверена, что вы меня запишете на пленку.

— Ты так много знаешь об охранных фирмах, — сказал я. — А была ли ты когда-нибудь в каком-нибудь крупном центре, куда поступают сигналы тревоги?

— Я сижу в каталке, — сухо заметила она.

— Но ты все равно вроде бы неплохо мотаешься туда-сюда, — сказал я. — Если ты бывала в таком центре, то видела черный ящичек возле пульта телефонной охраны. И если кто звонит в этот центр, там загораются цифры номера данного телефона.

Теперь она была само внимание.

— У нас в «Утренней газете» такой аппарат, разумеется, есть. Самой современной модели, изготовлен «Телекодексом» в Кембридже.

Она выжидала. Я слышал ее дыхание. И решил не томить ее:

— Так что вот тут, передо мной, лежит листок и на нем номер телефона, с которого ты звонила в ночь на среду.

— О'кей, — выдохнула она. — Прочти его вслух. Что это за номер?

— Ну, тут есть одна проблема, — сказал я. — И ты знаешь это так же, как и мы. Цифры ты увидеть можешь. Я могу показать их тебе, когда мы встретимся.

— Пошел ты к черту, — проворчала она.

— Спокойно, спокойно, — посоветовал я. — Ты знакома с положением о свободе печати, о защите источников информации и все такое прочее?

— Расскажи, — сказала она резко.

— Ты позвонила в «Утреннюю газету», чтобы сообщить какую-то новость. У тебя есть право на неразглашение твоего имени, и ты, насколько я знаю, не совершила никакого преступления. Мы не имеем права сообщать твое имя кому бы то ни было, особенно полиции. Но мы не можем продолжать в таком же духе. Твои сведения связаны со смертью одного из наших сотрудников. Больше нельзя играть в прятки. Нам надо с тобой встретиться.

— А то что?

Я пожал плечами:

— А то мы будем вынуждены передать пленку и номер телефона полиции.

Она долго молчала, потом ответила:

— Ты об этом договорился с главным редактором?

— Нет, — сказал я. (Он аж на стол бы вскочил и закукарекал, вызывая полицию.) — Такие вещи делаются не на столь высоком уровне. Но позвони завтра в газету и порасспроси, если мне не веришь. Попроси соединить тебя с отделом уголовной хроники.

Большая пауза. Потом она медленно ответила:

— Небогатый ты предлагаешь выбор бедной девушке.

Я хрюкнул в ответ что-то нечленораздельное.

— Откуда мне знать, что ты не блефуешь? — спросила она.

Откуда ей знать, что я не блефую? Я-то, которому не удалось даже смухлевать, чтобы получить заем для учебы.

— Дружочек, — сказал я, — если б я умел толком блефовать, неужели я бы жил вот так в мои зрелые годы, без постоянной работы и жилья, договорник в одолженной квартире, не имея, черт подери, и пары чистых сменных кальсон?