Фолдс кивнул:

— Двадцать лет назад то же самое. Иногда Вайзмен разделывает их на месте, иногда увозит и убивает где-то в другом месте. Что-нибудь еще?

— Ну… У них явно не было проблем с деньгами.

Валери и Уильям Лейт ездили на «Порше-911», машина стояла в гараже, у дома был припаркован огромный «лексус» четыре на четыре. Жили они в одном из тех перестроенных поместий на окраине Абердина, которые всегда стоили чертову прорву фунтов: полуразрушенная ферма, некогда купленная ловким строителем и превращенная в «роскошное загородное жилье для удачливого чиновника» — эксклюзивное и дорогое.

Фолдс рассеянно положил руку на гранитную черную столешницу, поморщился и тут же отдернул. Его латексная перчатка взвизгнула, отдираясь от липкой крови.

— Черт!.. — Он вытер руку о полу защитного халата, оставив длинное смазанное пятно.

Логан открыл дверь на патио и вышел. Снаружи было темно, хоть глаз выколи, соседние дома представляли собой серо-коричневые бледные силуэты на фоне ночного Абердина. По шоссе двигались маленькие пятна света. Тишина нарушалась лишь редким лаем полицейской собаки.

Вид был потрясающий: по другую сторону шоссе устраивали фейерверк. Хвостатые ракеты прорезали ночное небо и взрывались дождем красных звезд. Через четыре секунды доносился приглушенный звук — БЭНГ, но к тому времени красные искры уже успевали погаснуть.

— Представить только, что отсюда видно в выходные! Каждый фейерверк в городе.

Начальник полиции встал рядом с ним у перил:

— Господи, ну и холодрыга. — Он поежился. — На месте Вайзмена стали бы вы ждать возможности поболтать с Би-би-си?

— Как бы не так! Я бы был на первой посудине, отплывающей из Великобритании.

— Тогда возникает законный вопрос: почему он все еще здесь?

Логан проводил глазами очередную ракету:

— Незавершенные дела.

Фолдс кивнул:

— Именно это меня и беспокоит.

Хитер вытерла слезы тыльной стороной ладони. Это кошмарный сон, только и всего. Она проснется, и все будет в порядке. Они съедят говядину по-бургундски, выпьют вина, и Данкан будет жив-здоров.

Данкан… она рыдала, пока не заболело всё тело, кричала, пока могла дышать. И вот теперь уже ничего не осталось, только боль, впившаяся в ее сердце, как ядовитая колючая проволока.

Она прислонилась головой к темной металлической стене и застонала.

Послышался клацающий звук снаружи, и ее тюрьму залил свет, отражаясь в темных лужах крови на ржавом полу. Всё, что осталось от Данкана…

Хитер закрыла глаза. Теперь Мясник вернулся за ней. Пришла ее очередь, ее повесят вниз головой над ванной и выпотрошат. В каком-то смысле она почувствовала облегчение. По крайней мере, она снова будет с мужем и… сыном.

Мясник вошел в комнату, и Хитер в ужасе подалась назад.

Она попыталась взмолиться, чтобы он не убивал ее, но рот пересох, губы растрескались и кровоточили. Она передумала: она не хотела воссоединяться с Данканом и Джастином. Она не хотела умирать!

Но Мясник на этот раз принес не нож, а шланг. Струя холодной воды ударила в пол, отскакивая от него и орошая всё вокруг розовыми каплями, пока последняя кровь Данкана не стекла в канализацию.

Когда ничего не осталось, Мясник ушел, но через полминуты вернулся с пакетом из фольги и бутылкой воды. Он положил всё это на пол на таком расстоянии от решетки, чтобы можно было дотянуться рукой, и остался стоять, глядя на нее.

Господи, как же ей хотелось пить…

Хитер дрожа поползла вперед, схватила бутылку и тут же метнулась назад, в свой угол. Эта сволочь даже не пошевелилась. Она свинтила крышку и напилась, кашляя и разбрызгивая воду, потому что слишком торопилась. Ее едва не стошнило.

Мясник кивнул и молча указал на пакет из фольги, затем на рот маски. Затем потер свой желудок.

Хитер смотрела на пакет, но боялась до него дотронуться.

Мясник осторожно отогнул край фольги, и комнату наполнил запах горячей еды. У Хитер в животе заурчало.

Она смотрела сквозь прутья. Кровяная колбаса… Обычная кровяная колбаса… А ей так хочется есть…

Мясник снова отошел к двери, и Хитер кинулась вперед. Схватив пакет, она опять забилась в угол. Сидела и вдыхала одуряющий запах горячей пищи. Потом дрожащими пальцами положила первый кусок колбасы в рот, закрыла глаза и прожевала. Ее семья погибла, а она ест кровяную колбасу, будто ничего не случилось…

Хитер едва не выплюнула кусок, но это была еда, а она проголодалась. К тому же она чувствовала себя несчастной, и у нее с собой не было таблеток. Поэтому она сделала то, чем занималась всю жизнь — самолечением с помощью пищи.

Она съела все до последнего кусочка, осталась только жирная фольга.

И все это время Мясник молча наблюдал за ней. Затем, когда она доела, он кивнул, вышел и закрыл дверь за собой. Оставив Хитер в темноте.

Логан приставил ладонь к уху и попросил Стил повторить. В ночном клубе было слишком много народу, слишком шумно и слишком жарко. Это им наказание за то, что поручили идиоту Симону Ренни организовать корпоративную вечеринку. Ковер липкий, в зале пахнет разлитым пивом, потом и дешевым лосьоном после бритья; музыка настолько громкая, что легкие вибрировали.

— Я вам вот что скажу, Лаз, — крикнула Стил. — Я бы за такое дерьмо и гроша ломаного не дала. — Инспектор показала на стайку девиц на танцплощадке: длинные светлые волосы, короткие юбчонки, символические топы; мигающий свет отражался в побрякушках на проколотых пупках.

Пока Логан разглядывал их, на танцполе появился констебль Ренни. Он завихлял под музыку, очевидно изображая осьминога, попавшего под электрический разряд. Одна из девиц заржала и присоединилась к его кривлянию.

— Вот негодяй, — заметила Стил и отпила глоток пива, за которое здесь брали втридорога. — Ничего удивительного, что он хотел привести нас именно сюда.

Ренни был не единственным полицейским, решившим размяться и попотеть, даже Фолдс вышел поплясать, когда поставили песню Фила Коллинса, но у Логана не было настроения.

— Ненавижу ночные клубы, — сказал он.

Через три песни потный Ренни вернулся, принеся выпивку:

— Ну, разве не великолепно?

Логан скривился, но это не произвело на констебля никакого впечатления.

— Да, чтобы не забыть… — Ренни вытащил бумажник и извлек из него сложенную открытку с изображением голого качка, главную прелесть которого прикрывал полицейский шлем. — Вот, пришла вчера.

Открытка была от Джекки, которая писала, как ей хорошо в бригаде по организованной преступности и групповому насилию в Стратклайде.

Ренни закивал в такт музыки: