с мазаров смытых смутных увядающих

молящих уносящихся в поля поля скорбящие

И распусти пусти усталые персты во глины ласковые

размываемых мазаров уходящих уходящих уходящих дальне

И распусти пусти усталые персты в ночном густом живом арыке

терпком

Азьи мятном мятном мятном мятном мятном

И распусти усталые персты в родном арыке Азьи Азьи Азьи

И очами расплачься

И расплачься расплачься очами очами ивовыми ивовыми Азьи

Азьи

И расплачься очами ивовыми Азьи очами ивовых баранов

И расплачься очами размытыми как вешние мазары

Расплачься блаженно свято под чинарой придорожной Азьи

Азьи Азьи

Блаже!..

Ночь была вокруг.

Уже уж нощь нощь нощь в ущелия в ущелия в ущелия сошла сошла

сошла

Аллах Аллах Аллах соходит со небес Твоя небесна молчна тишина

Твоя Твоя

Твоя соходит со небес ночных падучая свободная текучая звезда

звезда Твоя

Твоя речная плещет ива твоя твоя летит пахучая цикада птица

стрекоза Твоя

Твоя к очам склонилась родниковая ветла ветла твоя твоя твоя

Твоя ущелий нощь о душу душу в душу в душу нощь ущелий

пролилась лилась Твоя

Л помереть сомлеть приять и помереть у кишлака святых нощпых

пощных аллаховых чинар чинар чинар

И помереть сомлеть приять у кишлака святых заброшенных чинар

чинар чинар

Где в палых листьях в палых листьях заяц брошенных садов садов

•ншар черешен тутов шахских брошенных садов бежит бежит наго

глядит глядит заяц толан толай

Где нощи дпкообраз пуглив да свят у лунного у мятного у генного

ручья ручья ручья

Где нощь туранги светлой светлой да приречной ах светла светла

светла млечна

Аллах аллах аллах алла аллааа а ааа а алла!

Уже уж нощь ниспала на ущелья ленного у водопоя водопада

леннопыощего берущего полнощную струю стрелу оленя

Уже уж нощь ниспала на поля уснулого забредшего во рнсовы

пзипклые поля поля поля поля вола вола вола вола

Уж нощь ниспала па ущелья млечного бухарского моленного оленя

Азии оленя

Аллах Аллах и помереть сомлеть приять у кишлака мощных нощных

чинар безвинно веющих в мощную Азии вселенную вселенную

сомлелую

И помереть сомлеть приять у кишлака мощных далеких гор у киш

лака смиренного моленного спасенного намазом шейха уцелевшего

последнего

Ля плляга иль Алагу Муххамад Расуль Улла X У

Ля плляга иль Алагу Муххамад Расуль Улла X У

Твоя Твоя Аллах нощь Азья росная ущелии росных нощь на козьи

тропы снизошла

Твоя Аллах Нощь в душу душу пролилась пришла пришла пришла

взяла

И ангел нощи шумно близко опускается на глинистый разрушенный

мазар мазар дувал дувал дувал

И клювом рыщет в перьях и роняет и глядит глядит как высшая

земных земных дерев дерев послушливых внимающих чинар чинар

сова сова сова

И нощь заухала заухала заухала и в травы низкие росистые сошла

сошла сошла сова сова сова

И отряхнула хладны цельны росы со крыла? с хвоста? с плеча?

И нощь заухала и водопады водопои затуманила замедлила окутала

опутала взяла взяла взяла

Аллах Аллах душа мощная вся объята вся разъята вся смиренна

вся готова вся Твоя Твоя Твоя

Алла аллааа ааа ааа а аа ааа а алла!

МУШФИКИ

…Из прекрасного города Козалы

вышел брахмана, певец чудных гимнов…

Сутта-Нипата

Ночь была вокруг…

Но!

Из далекого осеннего кишлака Чептура вышел мальчик с грушевым посохом и старым отцовским хурджи-ном и затонул, затерялся в азиатской тучной дорожной пыли.

Через много лет (иль веков) он стал легендарным острословом, мудрецом и поэтом Востока Мушфикн. Младшим собратом Ходжи Насреддина. Как говорит блаженный Ходжа Самандар Термези: «В ту ночь ладья его детства с помощью паруса природы достигла берега зрелости…»

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ ХОДЖИ НАСРЕДДИНА

…Все в мире изменяется…

Только Высшая Мудрость и Высшая Глупость остаются неизменны…

Конфуций

СНЫ АЙВОВЫЕ…

…Однажды Чжуапу Чжоу приснилось, что он бабочка, весело порхающая бабочка. Проснулся он и не мог попять: снилось ли Чжоу, что он бабочка, пли бабочке приснилось, что она Чжоу…

Чжунцзы

Куда я лечу?.. Куда?.. Ай-ай!.. Эй, эй, люди, родные, я лечу, лечу, лечу!.. Эй, люди, кишлачные, дальние, земные дехкане, я лечу, лечу!.. Ууууу!.. Лечу над кишлаком в поля осенние, дымные, хладные, пахучие!.. В поля пустынные, горькие… Лечу немо, лечу в айвовых деревьях! Лечу — закрываю глаза в страхе, что ветви деревьев поздних отягченных обремененных душными вязкими шершавыми золотыми плодами айвы заденут глаза мои, ресницы мои, веки, но ветви не задевают лица моего — они только ласкают лицо мое… А плоды — шары золотые падают, срываются, сходят с ветвей… Нежные тихие опустелые обвялые кроткие ветви льнут к лицу моему. Ласкают лицо мое. Гладят… Лелеют лицо мое юное, сильное, резкое, росистое, росное…

Лицо рдеет.

Оя, мать моя, старая Ляпак-биби, это ваши руки?.. Опять, оя?.. Я не хочу, оя!.. Не хочу!.. Это ветви, оя?.. Ветви?.. Я лечу?.. Я не сплю. Ляпак-биби, уберите, опустите ваши руки-ветви…

Я лечу. Немо. Быстро. Рею в деревьях…

Оя, старая, ваши руки сухие, сохлые, землистые… Оя, вы усохшее дерево? Оя, я люблю вас. Оя, не умирайте. Не уходите, оя. Не убирайте руки от моего лица. Не убирайте руки-ветви… Не опускайте…

Там, на окраине кишлака, стоит высохшее дерево. Китайский древний карагач. По нему идут щедрые кишащие муравьиные дороги. И днем, и ночью. Муравьи идут и днем, и ночью! И под солнцем, и под луной… А дерево молчит. Потому что оно высохло, выдохлось. Оно мертвое. И потому по нему победно идут, ползут, кишат муравьиные дороги…

…Оя, по вашим рукам ползут, теснятся, роятся, текут муравьи, а вы не стряхиваете их, не губите, а только улыбаетесь мне, а только ласкаете тихими пальцами лицо мое…

— Оя, не умирайте, не усыхайте, оя… моя старая… Вы поздно родили меня, поздно замесили, сотворили меня… моя старая… Мой карагач с муравьиными обильными живыми дорогами… Вы поздно родили меня… Уже все птицы улетели,