«Есть, я его засёк, – Том вывел визуальную картинку с точными координатами передатчика. – Когда вылетаем?»

«Как только вы с Вууром наденете скафандры и погрузитесь в самолёт».

«Тогда я пошёл. Переключаю связь на звук».

«Принято».

Самолёт аккуратно выплыл из ангара минут через двадцать. Сигнал к тому времени был едва слышен. Но мы уже знали, куда лететь.

Да, мы. Том, Вуур и я – в качестве одного из своих контуров, полностью переключившегося на контроль систем пилотируемого модуля. Во-первых, там человек или группа людей, которым нужна наша помощь. Во-вторых, там поверхность планеты, запретной для посещения, кроме экстраординарных случаев… Наконец, в-третьих, мне просто интересно. С тех пор, как стал космическим кораблём, летать в атмосфере и садиться на планету не доводилось.

Что ж, такое упущение стоит исправить. Повод-то какой!

Что вы знаете о раздвоении личности? Ручаюсь, вы ровным счётом ничего не знаете о раздвоении личности. А мне волей-неволей приходится с этим жить.

Что любой космической корабль – это, по сути, единый организм, я убедился очень давно, ещё когда был обычным пилотом. В нём всё связано со всем, нужно только хорошо знать эти связи и управлять ими. Посадочные модули, имевшие бортовые компьютеры ненамного хуже головного, могут выполнять и автономные миссии, но всё равно я чувствую «самолёты» точно так же, как прочие системы «Арго». Как собственные части тела. Поначалу я придумывал им ассоциации – это, мол, глаза, это уши, это осязание, и так далее, – но не преуспел, слишком уж широкий диапазон возможностей у моих новых органов чувств. Потому просто забил на классификацию, ограничившись понятиями «слышу, вижу, чувствую», а уж каким образом это у меня получается, неважно. Я и в этот полёт мог бы ограничиться постоянным каналом связи самолёта с моим ядром, но слишком велик был соблазн коснуться тверди земной. Не ногами, так посадочными штангами, в моём случае сие безразлично. Соскучился, понимаешь, по естественной гравитации.

Мне-«главному» – сиречь ядру головного компа – впервые за всю квантовую жизнь пришлось выделить из себя самостоятельный контур сознания. До сих пор мои псевдоличности всегда были на плотной связи с «первым» и под его прямым контролем. Сейчас я рискнул разделиться, и ощущал себя одновременно в двух местах. Я-«первый» привычно правил своим электронно-механическим царством, я-«второй» благополучно вёл пилотируемый модуль сквозь атмосферу планеты в паре с Томом, держа с собой-«первым» связь по обычному пилотскому каналу. И не испытывал при этом никакого дискомфорта. Словно с братом-близнецом разговаривал.

– Полградуса правее, – у Тома больше опыта атмосферных полётов, потому за штурвалом модуля главный всё-таки он. – Майк, что за фигня? Ветер прямо-таки ураганный, а мы ещё на двенадцати километрах.

– Планета теплее Земли, и у неё здоровенный спутник, – ответил я. Я-«второй», присутствовавший здесь в виде ИИ-пилота. – Тут у моря погодка ещё та, ваши пиндостанские ураганы отдыхают, а в прибрежной зоне километров на полтораста вообще постоянной жизни нет из-за приливов.

– Наш радиохулиган сидит именно в зоне прилива.

– И правильно делает. Местные наверняка туда не рискуют соваться. Потому давай оперативненько, чем быстрее управимся, тем меньше шансов искупаться.

Даже на такой высоте боковой порывистый ветер всё время пытался сбить нас с курса. А чуть пониже мы нырнули в плотную «перину» облаков. Громадную, вряд ли возможную на Земле грозовую «наковальню» мы оставили за кормой. Впереди я чувствовал радарами самолёта довольно высокое плато, прорезанное по краю глубокими каньонами. Пеленг чётко давал координаты в устье одного из них. Как из этой мешанины почвы и камня сигнал сумел достичь хотя бы низкой орбиты – не спрашивайте меня, я не специалист. А вот наш визави, похоже, спец. Чтобы найти укромное местечко, где слабый сигнал не только не будет экранироваться, но и усилится, нужно обладать обширными познаниями в физике. Связист с потерпевшего крушение корабля? Бог его знает. Когда нас отправляли в этот сектор, я затребовал всю имеющуюся информацию. Наших звездолётов здесь, если верить глобальной базе данных, побывало всего два, и те благополучно вернулись. Неужели какой-то авантюрист-автономщик решил на свой страх и риск завернуть сюда, да ещё высадиться на планету с разумной жизнью? Или катастрофа?.. Ладно, разберёмся. Лишние мысли – в сторону, у меня болтанка неслабая. Чем ближе к цели, тем сложнее удерживать самолёт.

Хорошо, что у этой модели взлёт-посадка вертикальные…

Момент касания я ощутил так, будто и впрямь ступил на земную твердь собственными ногами. Длилось это доли секунды – для компьютера почти что целая вечность, для человека краткий миг. А дальше началась обычная пилотская рутина: передать наверх сигнал о благополучном приземлении, заглушить движки и проверить местность на предмет наличия живности. В принципе, я даже могу выйти из аппарата – выпустить наружу бота на антиграве. Ребятам не помешает металлический шар с манипуляторами и плазменным резачком, мало ли что или кто попадётся на пути. Тем более что им теперь вовсе не обязательно спускаться к источнику сигнала, щелчки которого звучали почти так же громко, как аналогичные звуки, производимые в эфире молниями приближающейся грозы. Спустятся мои «глаза и уши».

– Осторожнее, склон ненадёжный, – я услышал голос Вуура, уже начавшего спуск. – Но здесь что-то растёт.

– Если здесь что-то растёт, то оно должно быть очень прочным, – предположил Том, оглядывавший сверху начало предполагаемого маршрута. – Не Гранд Каньон, конечно, но шею свернуть – как высморкаться… Майк, а поближе площадку выбрать не мог?

– Не мог, – буркнул я. – Подо мной скальное основание, гранит. Там, где ты стоишь, гранит уходит вглубь, на поверхности краснозём с высоким содержанием железа и марганца. А внизу, откуда нам сигналят, дикая каша из крошева самых разных пород, речные наносы, плюс какие-то подозрительные кусты… Кстати, уже не сигналят.

– Когда сигнал пропал?

– Да вот только что.

– Выходит, нас заметили. Валяй, спускай свой шарик, мы подождём.

– Разумно, – согласился чуланец. – Мне бы не понравилось спускаться, и тем более подниматься по такому склону. Но, если я прав, здесь это делают регулярно. Посмотрите вон там, левее – тропинка.

Я немедленно направил бота туда, куда указывал Вуур. И правда, тропинка, довольно утоптанная. Кое-где, на самых ненадёжных участках, длинные гибкие ветви местного кустарника когда-то были сплетены в подобие поручней, да так и срослись. Тропинка корявым серпантином виляла по склону, теряясь в зарослях, обильно покрывавших склоны с самого низа до середины. Тем не менее кустарник не скрывал вьющейся по дну этого оврага-переростка речки. Странно. Если здесь время от времени проносятся потоки воды – а это неизбежно в таком климате, – то овраг должен был быть внизу голым, как помянутый Томом Большой Каньон. Значит, пиндос прав, и здешняя растительность должна отличаться либо отменной прочностью и гибкостью, помноженной на крепчайшую корневую систему, либо такой же отменной живучестью, когда растения способны быстро восстановиться из одного уцелевшего корешка.