Час утекал за часом, как капли воды в античной клепсидре. Вахта сменялась вахтой. Я даже умудрился, спихнув управление на Тома, отключиться от реальности и немного поспать. Научиться спать, будучи мозгом космического корабля, непросто. Нужно было нащупать порог, после которого сигналы от сенсоров прерывали сон. Спал я редко и видел на удивление яркие сны, которые запоминал намного лучше, чем раньше. А некоторые и хотел бы забыть, да не получается. Можно стереть файл из недр моего ядра, но как стереть след, оставленный на душе?.. Тем не менее сон позволил лишь на время отъединиться от всепоглощающей рутины. Пробуждение – и снова за работу. За монотонную работу командира корабля, обязанного проверять всё и вся на борту. Я ведь бортовой. Разновидность домового, так сказать.

Зонды тем временем делали своё дело. Постепенно снижаясь, они виток за витком сканировали планету на сотни метров вглубь. Профессор Щербаков, заполучив в компаньоны нашего ангела-хранителя – Эрнеста, – занимался первичной обработкой данных. Там углеводороды, там железо, там никель, там олово, медь, цинк, редкоземельные металлы, уран и трансурановые, в морях колоссальные залежи гидрата метана. Разве что солевой состав океанов отличается от земного, да алюминия по сравнению с земной концентрацией мизер, а так планета в плане геологии почти точная копия Земли и Чулана… Словом, нашлась вся таблица Менделеева, без сюрпризов в виде громадных аномалий или минералов с уникальными свойствами. Я засёк кое-где примитивные рудники – медь и олово. Местные наверняка знают бронзу. Что ж, здесь и правда нам задерживаться незачем. Доложимся на станцию и пойдём дальше, у нас автономная разведмиссия на полгода.

Ещё сутки – и я скомандую экипажу «по местам». Это действительно тяжело – глядя на других, видеть себя. Пусть себя прошлого, но всё равно стыдно и неуютно, когда судьба раз за разом толсто намекает: мол, помните о граблях, по которым прошлись.

Интересно, я один тут с такой рефлексией?

Последний виток перед возвращением на борт зонды должны проделать в тропосфере, чтобы взять образцы воздуха из нижних слоёв и сканировать кору на глубину до трёх километров. Выдвинув треугольные крылышки и включив двигатели, блестящие зеркальной поверхностью «сигары» пронесутся так стремительно, что никто из аборигенов не успеет что-либо заметить. А если и заметит, то сильно сомневаюсь, что заподозрит об истинном положении дел. Тем не менее этот манёвр требовал моего внимания. Здесь водились летающие существа, похожие на птерозавров, но ничего общего, кроме внешности, с ними не имевших. Были среди них и крупные хищники. Мозгов в их черепных коробках, судя по поведению, либо не было вообще, либо так, пара ганглиев посреди сплошной кости. На редкость тупые твари, атакуют всё, что заметят в воздухе, в том числе и сородичей. Существовала опасность, что они вздумают попробовать на зуб наши зонды. Зондам-то ничего не грозило, но столкновение аппарата с такой «птичкой» могло повредить их бесценную начинку, а то и движок попортить. Придётся смотреть во все видеокамеры и, в случае чего, перехватывать управление.

Три первых зонда, взяв образцы в полярной и приполярной зонах, уже вышли на траекторию подъёма в верхние слои, когда я заметил нечто неправильное. Хотя «заметил» – не то слово. Скорее, ощутил, словно комариный писк на грани слуха в шумной комнате. Сперва я принял это за помехи от радиационного пояса планеты: массивное железоникелевое ядро с толстым жидким слоем, как и у Земли, порождало сильное магнитное поле, отклонявшее потоки заряженных частиц, идущих от звезды. Мы крутились на низкой орбите, под радиационным поясом, но всё равно помехи ровным тихим фоном заполняли эфир в часы радиомолчания. Но это был классический «белый шум» – набор бессистемных щелчков и шипения. А сейчас в нём проявилась нотка упорядоченности. Ну-ка, напряжём слух…

Ч-чёрт…

Может, показалось? Проверю ещё раз, пройдусь по всему диапазону.

Нет, не показалось. Сигнал примитивного передатчика, как бы не искрового – трещит на всех частотах. Я такую, с позволения сказать, рацию в первом классе на коленке из подручных материалов собирал. Более того – сигнал чётко дифференцированный.

Три коротких щелчка, три «длинных», с лёгким затуханием, три коротких. По кругу, с крошечным промежутком между сигналами. Снова и снова.

Не самый древний сигнал бедствия, но самый, наверное, простой и известный. На Земле.

Три точки, три тире, три точки. SOS.

Трижды чёрт…

– Том, аврал, – я волюнтаристски обрубил ему симулятор на самом интересном месте воздушного сражения. – Принимаю сигнал бедствия.

– Фу, блин… – ругнулся американец, сворачивая игровую консоль. – Майк, а можно в следующий раз ты сделаешь это не так эффектно? Я хоть сохранюсь… Ладно, ладно, молчу. Готовь канал, ответим.

– Сигнал с планеты, Том, – уточнил я.

Никогда не видел своего друга застывшим с отвисшей челюстью. Теперь насладился зрелищем в полный рост.

– Как – с планеты? – сказать, что он был удивлён – значит, ничего не сказать. Его будто пыльным мешком из-за угла огрели.

– А вот так – с планеты, – хмыкнул я, «высунув» на голоэкран свою физиономию, придав ей вид лёгкой небритости. – Передатчик искровой, проще только каменный топор. Трещит на весь диапазон азбукой Морзе.

– Эй, ты хочешь сказать, что там сигнал из трёх букв?

– Да. Потому подбирай челюсть, садись и пеленгуй, а я займусь обработкой видео с зондов. Поищем нашего радиолюбителя.

– Вот ведь задница какая… Выходит, там внизу человек… – потрясённый Том начал «думать вслух», что не мешало ему надеть обруч интерфейса и приняться за работу. – Но, блин горелый, откуда он там взялся?

– Найдём – спросим. Как засечёшь, скинь координаты, а я пока начну активацию систем самолёта.

Самолётом у нас называли пилотируемый модуль-универсал, способный передвигаться и в атмосфере, и за её пределами. Там одно пилотское место и три пассажирских. Поведёт Том. Нужен врач – значит, летит и Вуур. Сообщение чуланцу я уже сбросил, сейчас подойдёт в рубку. Два места резервируем, ведь радиолюбитель может быть не один. В крайнем случае ребята слетают ещё разок-другой. Лёгкие скафандры и шокеры обязательны: у нас нет иммунитета от тамошних бацилл, да и с более крупными зверушками будет чем побеседовать.

– Миша, тут самолётик наш с чего-то просыпается, – Ник вышел на связь по звуковому каналу. – Это ты развлекаешься?

– Надо на поверхность слетать, забрать кое-что… точнее, кое-кого, – ответил я. – Ты там проверь, всё ли в порядке. Давно машинку не заводили.

– Сделаем.

Где-то там, прямо под нами, в облаках посверкивали молнии: грозовой фронт. Громкие щелчки разрядов глушили едва слышимые сигналы неведомой радиостанции, но чередование точек и тире полностью забить не могли. Нужно сравнить мощность сигнала и понять, приближается гроза к источнику или удаляется. Наверное, приближается: «морзянка» становилась всё тише. Так. Надо поторапливаться. Тот, кто построил передатчик, наверняка в курсе основ электротехники и понимает, что такое гроза. Значит, он скоро оставит свои попытки связаться с нами. А может, и вовсе разочаруется, покинет дислокацию.