- Губарев их не удержит, это понятно, - пробормотал Глеб. - В его задачу входит выиграть время, измотать противника. Главное, чтобы через позиции Фёдорова не прорвались. В общем так мужики. Разворачиваете рацию, передадим добытые сведения, а потом будем думать как помочь ребятам.

В глубине леса имелась удобная лощина. В неё перенесли рацию. Радиосвязь осуществлялась только морзянкой. На этот случай имелся рядовой Курёхин из Чебоксар, окончивший на гражданке радиотехнику.

Показания Венцеля не противоречили математическим расчетом разведчиков и во многом их эффективно дополняли. Лейтенант диктовал, а Курёхин бил ключом, высунув язык от усердия.

16-й танковый корпус вермахта понёс большие потери, но сохранил боеспособность и в ближайшие дни намерен прорваться к Москве. Глеб перечислил фамилии и звания старших корпусных командиров, номера частей и подразделений. Сведения любезно предоставил Венцель. Называл районы и населённые пункты, лежащие на пути корпуса. Встреченные колонны, остатки двух бронетанковых полков сходятся на шоссе и следуют на юг. В пяти километрах от места встречи их будет поджидать Губарев. Но долго капитан не простоит. По его ребятам можно служить панихиду. Его позиции уже подвергаются удару. Если враг сходу прорвётся, то через полчаса, в лучшем случае через сорок минут, учитывая особенности русского климата и советских дорог, танки и БТРы атакуют позиции полка Фёдорова.

«Сообщение приняли. Идите к Губареву, - последовал ответ. - Но постарайтесь выжить, ребята. Хоть кто-то должен выжить».

Рота капитана Губарева, усиленная батареей сорокапятимиллиметровых противотанковых орудий, стояла насмерть. Место для обороны выбрали удачное. Дорога покато поднималась. На вершине возвышенности были разбросаны деревья, куцей кустарник. Местность на севере была открыта. С обеих сторон, на значительном удалении, тянулись лесополосы. Справа, за спиной, начинался враг. Имелась теоретическая возможность отступить, но такого приказа командования не давало. Приказ был прост и понятен: стоять до последнего снаряда и последнего патрона! Сделать всё возможное, чтобы противник застрял на этом участке. В плен не сдаваться! Уходить лишь в том случае, когда нечем станет обороняться.

Орудия зарыли в землю, соорудили маскировку, но все понимали, что она не поможет. Головы работали. Старший лейтенант Ефремов командир батареи предусмотрел возможность смены позиции но теория и практика это такие далекие друг от друга вещи.

Позиции Губарева засекли и фактор внезапности не сработал. Не зря же в небе кружило ненавистная «Рама». Бронетанковая колонна немцев, двигавшаяся по шоссе, открыла огонь на дистанции в полтора километра. Для этого танкам пришлось расползтись по полю. Залегли немецкие сапёры, проверяющие проезжую часть. Пехота спешилась с грузовиков. Танки ползли, утопая в рыхлом снегу, вели беглый огонь. После каждого хлопка вился дымок из орудийных жерл.

Командование приказало пройти этот рубеж без остановки, не считаясь с потерями. Здесь всего-то четыре пушки и сотня русских.

Окопы красноармейцев Губарева накрыли снаряды. Летели комья мёрзлой земли. Стонали раненые. С первых же минут подразделение понесло потери. Троих засыпало землёй. Их откапывали, вспоминая самые крутые обороты русской речи. Раненых уволокли в тыл, где в ложбине работали два санинструктора и один фельдшер.

Танки ползли без остановки. Их было много. Танкисты выдерживали безопасную дистанцию. Месили снег пехотинцы, предпочитая прятаться за бронёй.

Обороняться в таких условиях было трудно. Любая минута могла стать последней, тем более танкисты уже пристрелялись. Метался по траншее темноволосый капитан Губарев чем-то похожий на цыгана. Он выкрикивал команды, подбадривал солдат – дескать, всё нормально соколики, и не такое видали, где наша не пропадал!

«Да где она только не пропадала, товарищ капитан», - смеялись бойцы.

Батарея сорокапяток открыла огонь, когда до противника оставалось пятьсот метров. Орудия откатывались, тут же подбегали заряжающие с новым снарядом. Начальство расщедрилось. По два ящика на каждое орудие, а в каждом ящике дюжина бронебойных снарядов.

Орудия стреляли с кратковременным интервалом. Наводчике торопились. Первый залп ушёл в молоко. Позиции наступающих покрылись разрывами. Досталось пехоте. На снегу уже чернели неподвижные тела, но немцы на потере не смотрели, шли вперёд. Близость заветного логова коммунистов придавала сил, вселяла уверенность и поднимала боевой дух. Им казалось, что ещё немного и всё закончится. И в голову не приходило что Советский Союз - это не только Москва.

Танки приближались.

- Батарея, огонь! - надрывался старший лейтенант Ефремов. - Не мазать, боги войны, мать вашу!

Второй залп получился удачнее. Остановился головной танк, окутался дымом. Ещё один снаряд взорвался в гуще пехоты, убив и покалечив не меньше десятка солдат.

- Заряжай! - снова заорал Ефремов. – Целься! Можем ведь если захотим.

Танки открыли ожесточённый огонь. Ещё один Т-3 встал с перекошенной башней. Дым валил как из пароходной трубы. Справа от дороги накрыло третий танк. В него попали сразу два снаряда, не договорились между собой артиллеристы. Сдетонировал боекомплект внутри машины. Взрыв был такой силы, что отлетела башня, порвав экипаж. А то, что осталось от танка перевернулось в кювет и осталось лежать кверху гусеницами.

Перешла на бег пехота, но её встретил плотный пулемётный огонь. Закувыркались в снегу сражённые. Выжившие побежали обратно, залегли.

Атака продолжалась, невзирая ни на что. Схватился за грудь и рухнул лицом в снег старший лейтенант Ефремов. Танк с крестами прямым выстрелом поразил траншею, где скопились люди, погубил не меньше десятка бойцов. Но остались ещё живые стреляли из карабинов и автоматов.

На левом фланге ожил пулемётчик, повалил атакующую шеренгу, которая уже прорывалась к окопам. Немцы дрогнули, стали искать укрытия за целыми и дымящимися танками. Красноармейцы бросали гранаты. Они взрывались с недолётом, но отдельные осколки всё таки находили цель. Работали противотанковые ружья. Пушки стреляли хаотично, но бесперебойно. Вершина возвышенности погрузилась в чёрный дым.

С дороги, метрах в семистах, съезжали вездеходы, волочили за собой орудия. Немецкая батарея развернулась в оперативном порядке и сходу открыла огонь. Позиция Губарева обросла фонтанами разрывов. Падали деревья, земля засыпала живых и мёртвых. Стонал боец с распоротым животом. Зажал уши контуженый капитан Губарев. Он сидел на коленях, засыпанный землёй, раскачиваясь из стороны в сторону. Вповалку громоздились тела в ватниках и полушубках.

Снаряд порвал ложбину, где лежали раненые. Взрывом разбросало окровавленные тела. Никто не выжил, в том числе и медики, пытавшиеся облегчить людям страдания. Ещё один снаряд угодил в орудие, покорёжил его, погиб весь расчёт. Соседям тоже не повезло. Взрыв прогремел сзади. Трое погибли на месте. Четвертый красноармеец ещё подавал признаки жизни. Взрывной волной с него сорвало шапку, из ушей сочилась кровь, глаза бессмысленно блуждали. Он стонал, но поднялся, доковылял на полусогнутых ногах до снарядного ящика, взял снаряд, потащился к орудию. Вставил его в казённик, навёл орудие на цель, руки при этом тряслись, плохо слушались, произвёл выстрел. Орудие подпрыгнуло. Силы оставили солдата. Он сполз на землю и замер.