– Я полковник Ростов, – сказал Пётр Иванович.

– Полковник Ростов, – пробормотал дядя Владя. – Герой Советского Союза, прославленный ас?

Дядя Владя покраснел. И его лицо стало похожим на красный воздушный шарик, который на ветру качается из стороны в сторону.

– Знаете? – усмехнулся летчик.

– А как же! – оживился дядя Владя. – Чай, не в тылу отсиживались!…

В эту минуту Серёжа вдруг подумал, что сейчас полковник Ростов и дядя Владя поладят. И может быть, летчик возьмет сторону дяди Влади.

И мальчик крикнул:

– Дядя Владя, Пётр Иванович – друг капитана Гастелло! Понимаете?

Воцарилось молчание. Дядя Владя полез за папиросой. А полковник Ростов стоял заложив руки за спину и раскачивался на расставленных ногах. И вдруг он вплотную приблизился к дяде Владе и холодным голосом сказал:

– Так вот что, товарищ Иволгин, не знаю, в какой артиллерии вы воевали и какие беспримерные подвиги совершали на войне. Да меня это и не очень-то интересует. Но чернить память славного сокола Николая Францевича Гастелло я вам не позволю. Если бы мы с вами были моложе, я бы вам за ваши слова… Но седым людям неудобно размахивать кулаками.

Серёжа заметил, что дядя Владя слушает друга капитана Гастелло со вниманием и опаской. А когда полковник строго спросил: «Ясно?» – у дяди Влади, который чуть ли не один выиграл всю войну, руки сами вытянулись по швам, и он ответил:

– Ясно, товарищ полковник!

– Вот и хорошо, – сказал Пётр Иванович. – А то у капитана Гастелло много хороших защитников и друзей.

При этих словах он кивнул на Серёжу И сердце мальчика подпрыгнуло от радости.

Серёжа проводил Петра Ивановича до самых ворот. Когда они прощались, полковник крепко пожал ему руку и сказал:

– Ты серьезный парень.

Серёжа почувствовал, что сейчас они расстанутся и неизвестно, когда еще встретятся, и ему захотелось разузнать у Петра Ивановича о его легендарном друге.

Он спросил первое, что ему пришло в голову:

– Товарищ полковник… Пётр Иванович, а вы не помните, капитан Гастелло был очень высокого роста?

Полковник посмотрел на Серёжу и покачал головой:

– Видишь ли, я никогда не встречался с капитаном Гастелло. Я воевал на Севере, далеко от него. Мне так и не довелось с ним познакомиться.

– Значит, вы не его друг? – разочарованно спросил мальчик.

– Нет, я его друг, – ответил полковник. – Такой же, как ты. Ведь у людей значительно больше друзей, чем они думают. И друзья никогда не дадут в обиду имя тех, кто отдал свою жизнь за Родину.

…Когда Серёжа вернулся домой, дяди Влади уже не было. Только на светлом валике дивана остался след от его грязных ботинок.

Девочки с Васильевского острова

Умерли все. Осталась одна Таня.

Из дневника Тани Савичевой. Ленинград, 1942 год

Я – Валя Зайцева с Васильевского острова. У меня под кроватью живет хомячок. Набьет полные щеки про запас, сядет на задние лапы и смотрит черными пуговками… Вчера я отдубасила одного мальчишку. Отвесила ему хорошего леща. Мы, Василеостровские девчонки, умеем постоять за себя, когда надо… У нас на Васильевском всегда ветрено. Сечет дождь. Сыплет мокрый снег. Случаются наводнения. И плывет наш остров, как корабль: слева – Нева, справа – Невка, впереди – открытое море.

У меня есть подружка – Таня Савичева. Мы с ней соседки. Она со Второй линии, дом 13. Четыре окна на первом этаже. Рядом булочная, в подвале керосиновая лавка… Сейчас лавки нет, но в Танино время, когда меня еще не было на свете, на первом этаже всегда пахло керосином. Мне рассказывали.

Тане Савичевой было столько же лет, сколько мне теперь. Она могла бы давно уже вырасти, стать учительницей, но навсегда осталась девчонкой… Когда бабушка посылала Таню за керосином, меня не было. И в Румянцевский сад она ходила с другой подружкой. Но я все про нее знаю. Мне рассказывали.

Она была певуньей. Всегда пела. Ей хотелось декламировать стихи, но она спотыкалась на словах: споткнется, а все думают, что она забыла нужное слово. Моя подружка пела потому, что когда поешь, не заикаешься. Ей нельзя было заикаться: она собиралась стать учительницей, как Линда Августовна.

Она всегда играла в учительницу. Наденет на плечи большой бабушкин платок, сложит руки замком и ходит из угла в угол. «Дети, сегодня мы займемся с вами повторением…» И тут споткнется на слове, покраснеет и повернется к стене, хотя в комнате – никого.

Говорят, есть врачи, которые лечат от заикания. Я нашла бы такого. Мы, Василеостровские девчонки, кого хочешь найдем! Но теперь врач уже не нужен. Она осталась там… моя подружка Таня Савичева. Ее везли из осажденного Ленинграда на Большую землю, и дорога, названная Дорогой жизни,