Потом он услышал шум трактора и решил, что поторопился с выводами.

Трактор он обошел – судя по тому, что он увидел, кто-то заготавливал сено – и решил, что надо быть осторожнее. Большое количество выпитой воды дало о себе знать – вода вышла из него вместе с потом, образовав соляную корку; в местах, где ткань постоянно соприкасалась с кожей, уже образовались потертости, которые вот-вот грозили превратиться в кровавые, вызывающие мучительную боль из-за содранной кожи и высыпающей соли раны. Граф укорил себя за поспешность – он был из отряда военных альпинистов, не знал многого про пустыню, но то, что так поспешно и много пить после обезвоживания нельзя – знал. Решившись на отчаянный шаг, он сбросил рубашку совсем и, голый по пояс, со свернутой за спиной одеждой двинулся далее.

К зданию, которым заканчивалась дорога, он вышел ближе к закату…

Здание это с первого взгляда не оставляло сомнений в том, что оно обжито и используется людьми. Двери были закрыты, но прямо у дверей стоял трактор, а над трубой, которую видел граф, поднимался дымок. Это здание не было похоже на коммуну, он подумал, почему решил – нет детей. Где сельскохозяйственная коммуна – там всегда играют дети, и там, где живут простые люди, – тоже играют дети. Дети – неотъемлемая часть любого человеческого общества, их не удержать в четырех стенах, они обязательно выбегут наружу, чтобы жадно познавать открывающийся перед ними мир. И если детей нет – значит, это либо монастырь, либо что-то похуже.

За время, прошедшее до заката, граф видел послушников в черном, загоняющих скот внутрь стен, – ровно семь толстых, упитанных коров с телятами. Он видел проехавший трактор, везущий на небольшой тележке какие-то орудия, и видел еще пару десятков людей в черных (как они выживают в такую жару?) сутанах, откуда-то возвращающихся и заходящих в здание. Он не увидел ни одной женщины, ни одного ребенка, только людей в черных сутанах – это был монастырь. Все становилось на свои места, в том числе и то, почему тут нет сигнала сотовой связи – монахи могли попросить сотовую компанию ничего здесь не устанавливать, монахам не нужен сотовый. И все-таки его что-то беспокоило. Безлюдность, что ли?

Он посмотрел на экран своего мобильного коммуникатора – его он в последнее время использовал как фотоаппарат. Сигнала не было, из трех палочек, показывающих уровень сигнала, не горела ни одна из них.

Не зная, что происходит с объектом слежки, он решил остаться еще на ночь. Фургон ехал сюда не просто так, иначе бы он давно покинул монастырские стены. И если фургон был здесь – в совокупности с тем, что он видел пару ночей назад, – люди в этом монастыре отнюдь не отличались миролюбием…

Устраиваясь на ночлег, он решил немного пошарить по окрестностям и нашел сад с какими-то необычными, но очень вкусными плодами. Много брать было нельзя, но он решил, что исчезновения нескольких не заметят. Плоды были вкусными, с косточкой, чем-то похожие на персик…

На ночь он устроился у самой дороги. Решив, что если услышит шум машины, то проснется. Сигнала здесь не было, а значит, коммуникатор с будильником ему ничем не мог помочь.

Утром он проснулся от шума трактора и успел отползти достаточно далеко, чтобы увидеть все остальное. Из ворот монастыря выехал тот самый фургон, водитель, скорее всего, был тот же самый. Лейтенанту удалось хорошо разглядеть фургон – судя по надписям на кузове, он принадлежал сантехнику, специалисту по трубам. Для монастыря это было совсем ни к селу ни к городу: монастырь старый, какие тут трубы? И если они здесь и есть – неужели сантехник оставался здесь на ночь? Зачем?!

Сделав как можно больше снимков, граф Сноудон повернул назад…

Обратный путь был намного быстрее, потому что он знал, где идти и чего опасаться. Насторожило его вот что: уходя от родника, он оставил метку в виде сломанной травинки на тропе. Теперь она была втоптана в пыль – это значило, что к роднику кто-то ходил, кто-то, кто, возможно, знает и о его визите и остался понаблюдать. Напившись, граф осмотрелся по сторонам, очень внимательно осмотрелся, но ничего не обнаружил и двинулся дальше.

Как только он увидел закрашенную первую полоску, он моментально набрал номер своих людей. Он откровенно опасался – человек в фургончике на его глазах убил не меньше десяти человек. Если он не опасен для их подопечной – тогда кто опасен?

И что это вообще за человек? Из банды убийц… Но разве банда убийц занимается сельским хозяйством?

– Как дела, парни? – поинтересовался лейтенант. – Не упустили пташку? Видели ее?

– Да, сэр, мы на месте. Пташка вот-вот может сорваться, но пока здесь. Тот парень приехал, на фургоне.

– Черт… он у нее в домике?

– Да, сэр. Прикажете действовать?

Лейтенант с трудом подавил наступательный порыв. Если бы он хотел ее убить, он бы уже убил ее там и бросил в огонь. Возможностей была масса.

– Отставить. Только наблюдение. Что там с Дейлом?

Дейл был четвертым бойцом патруля, он остался в Риме на хозяйстве.

– Все тихо. Никакого движения. А у вас что, босс?

– Пустышка.

– Понятно…

– Все, до связи…

На прежнем месте он хотел было идти напрямую к мотоциклу, но что-то заставило графа броситься на землю и застыть. Он лежал так с полчаса, прежде чем понял, что происходит.

За выездом на трассу следили. Он был в этом уверен.

Использовав режим зума и видоискатель в коммуникаторе, графу удалось рассмотреть, что следят из небольшой «Альфа-Ромео», причем, судя по обвесу, – модификация «Quadrifoglio», четырехлистник – так называются модификации с полным приводом, причем очень хорошим, раллийным полным приводом. Он сфотографировал машину вместе с номером и переслал фотографию Рику, судя по звукам, опять подкреплявшемуся. Он скинет ее в римскую квартиру, а Дейл постарается что-то узнать, тем более что у них есть незаконным образом полученный пароль к базам данных Интерпола.

Ближе к вечеру он понял, что машина стоит здесь не просто так и что ему противостоит (пока не противостоит, но мало ли) грамотный противник. Во-первых, этот человек каждый час переставлял машину, но так, чтобы видеть съезд с дороги. Во-вторых, перед закатом он вышел размяться, и граф увидел его самого. Старше его… лет на десять, не меньше, но это ничего не значит. Скорее наоборот… В САС разрешалось служить в боевых подразделениях до сорока лет, а обычно солдаты служили где-то с тридцати до сорока; с выслугой год за два и год за три в зоне боев очень неплохо получалось. И потому граф, которому в этом году должно было исполниться тридцать, знал, насколько опасны солдаты в этом возрасте: пусть они не такие безбашенные, как молодежь, но они на пике своей формы, вдобавок к чисто физическим показателям прибавляется осторожность, опыт, расчетливость. Такие люди в большинстве своем прошли боевые действия, многие не раз, получили реальный опыт, какой не получишь никак иначе. Человеку, которого он видел, было что-то около сорока, но по тому, как он двигался, когда выполнял простейшие упражнения, разминая затекшие мышцы, граф понял, что этот человек все еще опасен. Средних лет, рост в районе шести футов, ничем не примечательное лицо, очень короткая стрижка, почти наголо – так стригутся военные. Если у него еще есть оружие… У него самого-то оружия нет.