Чувствительная натура Людвига мгновенно уловила атмосферу фальши и скрытой враждебности официального двора. И он стал стремиться выкраивать время, чтобы хоть ненадолго уехать из Мюнхена и отдохнуть на лоне природы в любимом Хоэншвангау или Берге на Штарнбергском озере. Отдохнуть в одиночестве, не стесненный дворцовым этикетом, который он не без оснований считал пустым притворством. И вот здесь необходимо сразу отметить одну особенность личности молодого короля. Сказать, что он избегал придворных церемоний, потому что они были ему в тягость, значит совершить ошибку. Как мы уже говорили, Людвиг с детства знал, что он будет королем, «королем-солнце», и считал поклонение себе чем-то само собой разумеющимся. Более того, он любил принимать почести. Но почести искренние! Подданные должны были априори любить своего короля. А вот если этой любви нет, то тогда лучше уж одиночество, чем лицемерие, которое Людвиг, можно сказать, физически не выносил и если замечал, то впадал в гнев. Он всю жизнь жил по принципу «или всё, или ничего». К сожалению, такой максимализм совершенно противопоказан политикам. А особенно королям.

Однако при всем этом Людвиг с первых дней своего царствования твердо знал, что ему выпал великий шанс — изменить мир к лучшему, заставить его служить идеалам добра и красоты. Эфемерная утопическая мечта? Да, для любого обычного человека. Но не для короля! Людвиг верил, что первое лицо в государстве способно подать пример, которому последуют его подданные. Короли испокон веков были законодателями мод. Неужели человечество до сих пор не способно принять моду на идеал, идеал во всем — в искусстве, в морали, в отношениях друг с другом, — идеал без компромиссов, совершенный идеал? И пусть борьба за него будет заведомо проиграна, зато король полностью выполнит свой долг перед потомками, завещанный его далекими предками. Пусть Чаша Грааля недоступна, но стремиться к ней — священный долг любого настоящего рыцаря. Бедный наивный мечтатель… Хотя почему бедный? Он жил в полном согласии со своей совестью, а это дорогого стоит. Особенно для короля.

Первым средством для изменения мира Людвиг избрал театр. И это было не случайно — в Баварии вообще отношение к театру имеет особый характер и давнюю историю. Причем это относится абсолютно ко всем слоям баварского населения — от беднейшего крестьянина до короля. «В Баварии не только в верхних ее слоях, но и в самых глубинах народных увлечение сценой имеет свою длинную и сложную историю. Виттельсбахи всегда очень интересовались театром и щедро поддерживали его, и с этой стороны влечение Людвига было очень естественно. Но у него оно перешло в настоящую страсть, которая заняла большое место в его жизни».[53] Для истинного баварца театр — это что-то сродни религии. И чтобы не быть голословными, позволим себе небольшое отступление.

Не только в настоящее время, но уже и во времена Людвига II мало кто обращал бы внимание на одну из многочисленных деревень у подножия Баварских Альп под названием Обераммергау (Oberammergau), если бы не представления «Страстей Христовых» (Passionsspiele), не имеющие аналогов во всем мире. А все началось еще в 1633 году, когда в Баварии разразилась эпидемия «черной смерти» — чумы. Жители Обераммергау дали обет: если чума обойдет их деревню стороной, они будут каждые десять лет на Пасхальную неделю лишь силами местных жителей давать самодеятельные спектакли на тему Страстей Христовых. Их обет был принят — в Обераммергау ни один человек не заболел чумой. Жители деревни стали честно «отрабатывать свой долг». Спектакли давались прямо под открытым небом.[54] Согласно традиции сегодня, как и сто, и двести лет назад, представление Страстей Христовых длится около шести часов; в нем принимают участие около 1400 актеров-любителей, причем все они должны быть либо местными жителями — вчерашними резчиками по дереву, пекарями, пастухами, строителями и т. д., — либо членами их семей. Со временем эти спектакли получили такую известность, что на них стали съезжаться зрители со всего мира.

Во времена Людвига II «Страстные фестивали» в Обераммергау уже приобрели повсеместную славу. Такой заядлый театрал, как король, не мог упустить шанс и не побывать на знаменитых представлениях. Они буквально потрясли Людвига, пришедшего в восторг от увиденного. Однажды в разговоре о мистериях Обераммергау Людвиг обмолвился, что и сам бы с удовольствием принял в них участие, взяв на себя роль Христа…

В благодарность за доставленное эстетическое наслаждение король повелел передать в дар деревне памятник, так называемую скульптурную группу «Распятие». Что и было сделано. На высоком холме над живописной долиной был водружен белоснежный мраморный крест с фигурой Спасителя и оплакивающими Его у подножия Девой Марией и Иоанном Богословом. На постаменте высечена надпись на немецком и английском языках, согласно которой «23 сентября 1871 года король Людвиг посетил спектакль «Страстного фестиваля» в Обераммергау. Представление «Страстей Христовых» так потрясло его, что он решил в честь этих спектаклей возвести монументальное Распятие. Два года работал архитектор профессор Хальбиг из Мюнхена над памятником, который 2 августа 1875 года был отправлен и 16 августа доставлен в Обераммергау. Двумя месяцами позже 15 октября 1875 года памятник был освящен архиепископом фон Шерром.[55] Короля представлял на торжествах барон фон Ла Рох (von La Roche)».

И непосредственно сам «Страстной фестиваль» в Обераммергау, и скульптурная группа «Распятие» — наглядные свидетельства того, как религия и искусство сплелись в сознании баварцев воедино. Жители Обераммергау в благодарность за свое спасение не стали строить новую церковь, не заказывали многочисленные благодарственные молебны — они поставили спектакль, переживший века! Значит, театральное искусство — если, конечно, оно является высоким, то есть истинным, — способно будить религиозные чувства. Король Людвиг испытал это на себе. И увековечил в памятнике.

Из твердого убеждения Людвига, что искусство может и должно возвышать публику, словно месса, следовал вывод — оно не имеет права служить вкусам пошлой необразованной толпы, ибо это воистину сродни богохульству. Настоящий воспитатель должен поднимать воспитанника до своего уровня, а не опускаться до его ошибок и слабостей. Но чтобы ученик был в состоянии воспринимать уроки учителя, необходимо сначала победить в нем косность и безвкусие. А затем повести за собой к высоким идеалам.

Апостол этой «новой религии» был королем уже найден!

К моменту начала своего царствования Людвиг II знал не только о существовании композитора Рихарда Вагнера, но и был немного знаком с его философско-эстетическими взглядами, которые полностью разделял. А в «Лоэнгрине» — живом воплощении образов «лебединых рыцарей» из любимого Хоэншвангау — он нашел удовлетворение всех своих чаяний и идеалов. Что же говорить о его создателе? Вот он, тот существующий в реальности человек, который способен понять и разделить взгляды короля. Лишившись отца и сразу же облеченный высшей государственной властью, Людвиг с удвоенной силой жаждал поддержки родственной души. С того момента, когда Людвиг впервые услышал вагнеровский шедевр, его главной задачей стало найти и приблизить к себе композитора.