Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне больше не хотелось говорить про маму, но уж если Бетти прицепилась, не отвяжешься. Меняй тему, не меняй, бесполезно. А вдруг? Вот если Элвису показать булку, вымазанную в кетчупе, ведь он забудет, что не получил сосиску?
– Родители больше волнуются за дочерей, а не за сыновей, потому что сыновья не залетят, – продолжал тупо настаивать я.
– В некоторых случаях это так, – согласилась она. – Почему бы нам не перейти к этому, когда закончим разговор о…
– Это во всех случаях так, – гнул я свою линию.
– Ну не знаю.
– Во всех.
– Конечно, девушка может забеременеть, но ведь участие парня тоже необходимо. Как по-твоему, родители не волнуются за сыновей, когда те вступают в сексуальные отношения?
– Это совсем другое.
– Почему другое?
– Парень может легко выйти из игры.
– Девушка может сделать аборт.
– Это совсем другое.
– Как поступил бы ты, если бы твоя девушка забеременела?
Я пошевелил пальцами ног в ботинках. Пора переходить на кеды. Ноги преют.
– Женился бы, – брякнул я.
– Это занятно.
– Почему?
– Ты ответил так быстро и так уверенно, даже обстоятельства не уточнил. А если бы девушка не очень-то тебе нравилась?
– У меня ведь был с ней секс, так?
– Ну да. Хочешь сказать, ты займешься сексом только с девушкой, которая тебе нравится?
– Если у нас с ней секс, значит, она мне нравится.
– Харли. – Она засмеялась. Свет заиграл в ее серебристых волосах.
Я опять повернулся к окну, смущенный и разозленный. Смеяться вместе с ней я не стал.
– Ну ладно, – сказала она. – А если бы ты ее разлюбил?
Она начала меня бесить. Интересно, она лично обо мне так плохо думает или в своих книгах вычитала, что, мол, «у подростков нет морали, они трахают все, что движется»? Соберусь как-нибудь, наведаюсь в ее настоящий кабинет и просмотрю ее книги. Спорим, найду в них все те гадости и глупости, которыми она меня пичкает. Столько их уже накопилось.
– А если жена и ребенок помешают твоим планам на будущее? – настаивала она. – Если у тебя нет источника дохода?
– Если она залетит от меня, – взорвался я, – значит, я сделал глупость.
Я тут же осекся и отвернулся от нее, чувствуя на себе ее взгляд. Я знал, у нее на языке вертится один вопрос: почему? ПОЧЕМУ? ПОЧЕМУ? ПОЧЕМУ? Почему это значит, что ты сделал глупость? Откуда такие настроения? Почему твоя мать убила отца, как ты думаешь? С чего ты взял, что отец не любил тебя?
– Здесь нет никаких оправданий, – опередил я ее вопрос. – Ты должен сознавать последствия и принимать меры. У меня нет никакого сочувствия к тем, кто случайно залетел. Типа той набитой дуры, которая подала в суд на «Макдоналдс» за то, что обожглась кофе.
– Кое-кто считает, что та дамочка была вовсе не дура. Кучу денег отсудила.
– Я в курсе. Еще и Симпсона выпустили. Все это доказывает только, что судам – хрен цена. Я же говорю о том, что люди должны отвечать за свои долбаные косяки.
Обычно я не употребляю грубых слов при Бетти. Услышав ругательство, она словно в недоумение приходит. Не знает, как себя повести. Предложить водички? Подать салфетку? Похлопать по руке? Она как-то попробовала потрепать меня по руке. Я как раз рассказывал, как избавлялся от собак, и вдруг разревелся. Никогда больше при ней не плакал.
Рука у нее была холодная и сухая, и какую-то долю секунды прикосновение казалось приятным. Но тут же меня охватила такая ненависть к ней… Ни к кому никогда не испытывал ничего подобного. Я вырвал руку и бросился вон. Два раза потом не являлся в назначенные дни, хоть и сообразил, что никакой ненависти к ней лично во мне нет. Вот где собака зарыта.
Она кашлянула в кулачок.
– Так, значит, ты бы женился на ней из чувства ответственности?
– Типа того.
– Могу я позволить себе сформулировать это так: ты женился бы на ней, чтобы наказать самого себя?
– Типа того.
– Ты сам себя слышишь, Харли? Связать себя с другим человеком на всю оставшуюся жизнь в виде наказания. Считаешь, на этом должен быть основан брак?
– Я не знаю.
– Не знаешь?
Она откинулась на спинку стула и бросила взгляд на нетронутый пластиковый стаканчик с водой, стоявший на столе по соседству с салфеткой и моей бейсболкой «Реди-Микс».
– А как же быть с твоими родителями? Они поженились очень молодыми, потому что твоя мама забеременела. Это была глупость с их стороны?
– Да.
– И, несмотря на такую оценку, ты бы поступил точно так же, если бы твоя девушка забеременела?
– Да.
Она глядела на меня своими молодыми глазами, ярко выделяющимися на старом лице, а я отворачивался. Раскусить меня старается. Это всегда выводило меня из себя. По мне, так лучше бы занялась привычной работой – попыталась меня разговорить.
– У твоих родителей был счастливый брак, как по-твоему?
Надо соглашаться, мало кто задал бы мне этот вопрос на голубом глазу.
– Пожалуй.
Она кивнула.
– Что заставляет тебя так считать?
Я задумался. Если по правде, не знаю. Вот разве:
– Они ладили друг с другом.
– Другими словами, находили общий язык?
– Да. То есть они не дрались и не писали друг другу любовных писем. Ничего такого.
– А откуда ты взял, что они находили общий язык?
– Значит, мама всегда выходила его встречать к воротам, хотя и так знала, что он никуда не денется.
И она касалась его. Не лапала, нет. Типа как мать прикасается к своим детям, когда они потерялись в магазине и вот нашлись.
– А как обстояло с отцом? Какие знаки внимания оказывал он маме?
Я еще подумал.
– Когда мама, накрывая стол, рассказывала ему, как прошел день, отец закрывал глаза и лицо у него делалось такое умиротворенное… Словно ему стихи читали. Настоящих-то стихов он и слушать бы не стал, просто такое складывалось впечатление.
Бетти улыбнулась:
– Это придает его образу человеческие черты.
– Что вы имеете в виду?
– Ты всегда описывал его такими красками, что получался какой-то злодей из мультфильма. Тип личности, а не сама личность. Это характерно для оскорбленных детей – представлять обидчиков чудовищами или святыми.
– Он был тот еще козел, – сказал я.
Где же тут подвох?
– А ты не думаешь, что он был более сложным человеком, чем представлялось на первый взгляд?