Услышав это, Ковалева сдавленно ахнула и начала оседать на пол. Я ее подхватила, помогла дойти до стула, села рядом и на ухо ей продолжила:

— А подмешали эту дрянь во что-то, что она сегодня здесь пила или ела! Врачи не могут начать лечение до тех пор, пока не выяснят, что именно она приняла, а то только хуже может быть. Вот меня и прислали, чтобы я все продукты и лекарства забрала, а их на анализ отдадут. Выяснят, что за отрава, тогда и лечить начнут! Я так думаю, что тот, кто отраву подмешал, тот и ключ украл, чтобы отравленные продукты забрать. Хорошо если еще не успел, тогда можно будет выяснить, что это за гадость, и Анну спасти. А если он там уже побывал?

Судорожно сглотнув, Ковалева встрепенулась и не менее решительно, чем я, заявила:

— Будем ломать!

С моей помощью она поднялась, мы подошли к конторке, откуда, как кукушка из часов, на нас с любопытством смотрел охранник, и Александра Федоровна попросила его:

— Кольку, рабочего сцены, пригласи сюда. И скажи, чтобы монтировку захватил!

— Ты чего это задумала? — насторожился охранник, но трубку взял и позвонил, а потом сказал нам: — Сейчас придет. Так, зачем он тебе?

— Дверь будем ломать, — будничным тоном сообщила Ковалева. — Действительно, чего время тянуть?

— Э-э-э! — обалдел охранник. — Ты от горя умом, что ли, двинулась? Дятел же нас в щепки раздолбает.

— Это Дятлов, директор театра, — невозмутимо пояснила мне Александра Федоровна. — А раздолбать он не сможет — клюв у него не того размера.

Пока мы ждали неведомого мне Кольку, Ковалева, отведя меня в сторону, тихонько делилась своими соображениями:

— Насчет того, что из гримерки Анны успели что-то вынести, я сильно сомневаюсь. От ее гримерки до сцены, сама знаешь, рукой подать. Она же прима! Ей по статусу не положено по лестницам бегать. А в зале днем или репетиции, или детские спектакли, вечером спектакли — народ постоянно туда-сюда шмыгает мимо гримерки. Бухгалтерия и все прочие, чтобы путь сократить, по своим делам днем только прямиком через зал ходят. Так что лезть днем в ее гримерку не стали бы — рискованно. Тут гад этот скорее на ночь в театре бы остался, чтобы тихонько за собой прибрать, а утром сделал вид, что только что пришел.

Я хотела напомнить, что она собиралась рассказать мне о привычке Анны всегда запирать свою гримерку, но тут появился парень в спецовке, как и заказывали, с монтировкой в руках, и вопрошающе посмотрел на Ковалеву, а та кивком показала ему, куда идти, и мы отправились вслед за ним. Узнав, что нужно взломать дверь в гримерку Анны, он попробовал возражать, но его сопротивление было подавлено в зародыше императивным тоном Александры Федоровны:

— Под мою ответственность!

Ломать — не строить! Дверь с жалобным скрипом поддалась, и мы оказались внутри. Увидев стоявшие на тумбочке банки, я облегченно вздохнула — успели! Ковалева нашла использованные магнитовские пакеты, и я сложила в большой все, что можно было принять внутрь, включая пятилитровую бутыль с водой, а в маленький — то, что было у меня при себе из выданного во временное пользование оборудования (карту памяти с записью я, правда, оставила себе, на всякий случай). Вдруг от двери раздался возмущенный мужской голос:

— Это что за произвол? Вы что творите? Саша! Кто тебе разрешил дверь ломать? И вообще, кто эта девушка?

Я подняла глаза и увидела пожилого, толстого и лысого мужчину, который гневно смотрел на меня.

— Сестра Анны Николаевны. Вот за ее вещами пришла, — объяснила я.

— Ты бы лучше за порядком в театре следил! — напустилась на него Ковалева. — Это, между прочим, в твои прямые обязанности входит! Был бы ключ от гримерки на месте, так не пришлось бы дверь ломать!

— С этим я разберусь! — не предвещавшим ничего хорошего тоном пообещал, как я поняла, директор театра. — Но у Ермаковой же свой есть! Неужели трудно было за ним съездить? А тем временем и второй нашелся бы!

— Аня в больнице, — объяснила я и на всякий случай слукавила: — Это далеко, за городом, а вещи нужны срочно.

Тут подключилась Александра Федоровна:

— Ты, чем орать, лучше распорядился бы, чтобы замок на первое время хотя бы навесной на дверь установили, — не оставлять же Анечкину гримерку без присмотра?

Мужчина от негодования всплеснул руками и воскликнул:

— И где я его тебе сейчас возьму? Может, тебе сначала самой надо было о замке подумать, а потом уже дверь ломать?

— Где хочешь, там и бери! — отрезала она. — Хоть с подсобки в подвале сними! Там же ничего ценного нет и никогда не было!

Оставив их препираться, я вышла из гримерки, потом через служебный вход на улицу, где огляделась. Увидев нужную машину, я оглушительно свистнула, чтобы привлечь к себе внимание, и водитель, все правильно поняв, подъехал ко мне.

— Тебя как зовут? — спросила я, открыв переднюю дверь.

— Игорь. А вы, наверное, Евгения? Во всяком случае, похожи, хоть в жизни и старше выглядите. Садитесь!

— Мама запретила мне садиться в машину к незнакомым дядям, — детским голосом произнесла я и, поставив оба пакета на сиденье, уже нормальным голосом объяснила: — Большой — на экспертизу, маленький — Денисову. Подробностей не будет!

Захлопнув дверь автомобиля, я пошла обратно в театр, а парень даже не попробовал меня остановить: то ли приказа такого у него не было, то ли вид у меня был до того зверский, что он решил не рисковать. Обратно в театр я вернулась без проблем и застала в гримерке Ермаковой уже одну Ковалеву.

— А где Дятлов? — поинтересовалась я.

— Пошел замок искать. Я же пообещала, что иначе здесь на диване ночевать буду.

— Это хорошо, потому что мне надо в подробностях знать, что произошло в театре после того, как я Анну сюда привезла.

— Да вроде ничего особенного не было, — пожала плечами Александра Федоровна. — Все как обычно. Только вот пустырник она не принимала, потому что после вчерашнего ей волноваться не о чем было. Так что она кофе попила, на репетицию настроилась и на сцену пошла. Тебя-то не было, так я сама ее в кулисе караулила.

— Значит, в кофе или в сахарозаменитель ей этой ночью отраву и подмешали, потому что вчера мы с ней не раз этот кофе пили и за завтраком ели одно и то же. А раз со мной ничего не случилось, значит, ночью в гримерку кто-то забрался и сделал свое черное дело.

— Кто-то! — хмыкнула Ковалева. — Воронцов с Лукьяновой, чтоб им пусто было! Больше некому! Хотя… — Она задумалась. — А как они это сделали, если вчера сразу после репетиции оба ушли? Знаешь что? Давай-ка я Степанычу позвоню, вдруг кто-то из них приходил попозже, а мы об этом просто не знаем? Ты посиди здесь, а я сейчас у Иваныча его номер узнаю.

Она ушла и вернулась довольно быстро, а в ответ на мой горящий нетерпением взгляд только развела руками: