— Анечка! Да что ж у тебя случилось-то? Поделись впечатлениями!

Поднявшись на пятый этаж, я увидела столпившихся возле прикрытой, но не запертой двери в квартиру Анны людей, судя по халатам и спортивным костюмам, соседей, а изнутри доносился звон разбиваемой посуды и грохот чего-то падающего.

— Пропустите! — потребовала я, грубо расталкивая собравшихся. — И ступайте себе с богом! Тут вам не цирк и не театр.

Щас! Так меня все и послушались!

— А ты кто такая? — чуть не вцепилась в меня женщина с пронзительным голосом.

— Сестра я ее! Позавчера погостить приехала! — объяснила я.

Может быть, кто-то и хотел еще что-то спросить или уточнить, но я уже пробилась к двери и, войдя в квартиру, закрыла ее за собой. Я пошла на звук в зал и едва успела отшатнуться — прямо передо мной в воздухе просвистела металлическая индийская ваза для цветов и, ударившись о стену, с грохотом упала на и так покрытый осколками и черепками пол.

— Анна! Остановитесь! — крикнула я.

Увидев меня, она застыла с очередной вазой в руке, а я, разглядев ее, тихо обалдела: растрепанная, с размазанным макияжем и потеками от слез на лице, глаза красные, зареванные и больные, как у умирающей собаки. Даже когда сволочь Воронцов над ней издевался, она не теряла самообладания, а сейчас? Господи! Да что же случилось? Тем временем губы Анны задрожали, лицо скривилось, и она, выпустив вазу из рук (та и сама, упав, благополучно разбилась, без ее помощи), доплелась до дивана и, рухнув на него, беззвучно заплакала.

— Анна, объясните мне, что произошло? — спросила я, подходя к ней и садясь рядом. — Может быть, все не так страшно, как вам кажется.

Она подняла на меня полные слез глаза и уже просто зашлась в рыданиях. И тут меня как обу-хом по голове огрели, у меня даже на несколько секунд голова закружилась — Анна рыдала беззвучно, а ведь такого в природе не бывает. Аккуратно взяв Ермакову за плечи, я развернула ее лицом к себе и осторожно спросила:

— Анна, вы можете сказать, что с вами случилось? — Она только помотала головой. — Вы не хотите сказать? — Она опять покачала головой. — Вы не можете сказать? — Она покивала. — У вас пропал голос? — Она кивнула и принялась рыдать с новой силой.

У меня мгновенно руки опустились и горло перехватило, потому что для актрисы голос гораздо важнее, чем внешность. Его-то гримом не замажешь и пластику не сделаешь. Нет голоса — твое место в массовке, играй роли без слов! Наверное, у Анны уже не было сил рыдать, и она показала мне на стоявший на столе ноутбук. Я подошла к нему и посмотрела, что она читала. Вот тут-то мне стало по-настоящему страшно — это была статья про рак горла. Мысленно выругавшись, я перевела дыхание и не без труда взяла себя в руки.

— Спокойствие! Только спокойствие! Анна, вы считаете, что у вас рак горла. — Она кивнула. — Скажите, в какую клинику вы обращались? Какие обследования проходили? Какие анализы сдавали? Кто поставил вам этот диагноз?

Анна опять показала на компьютер. Не поверив в идиотизм происходящего, я внимательно посмотрела ей в глаза, и она мне покивала. И тут меня прорвало!

— Какого черта! — орала я. — Вы же не тупоголовая тетка, которая не вылезает из Интернета, мусоля там скандальные новости, и верит каждому слову! Вы же образованная, умная женщина! Народная артистка России! Вы-то почему всякой чуши верите? Я бы того умника, который Интернет придумал, за кое-что подвесила, чтобы головы людям не морочил! Какой-нибудь студент-троечник выложил в Сеть свой реферат, где ошибка на ошибке, а вы его прочитали и поставили себе диагноз гробового характера! Мозги включите! У вас нет ни анализов! Ни диагноза! Ни врача! Один сплошной, мать его, Интернет!

Анна, и так совершенно убитая свалившимся на нее горем, с ужасом смотрела на меня и уже даже плакать не могла, а я, выпустив пар, позвонила Крону:

— Беда у нас! У Анны Николаевны голос пропал!

— Как? — воскликнул он.

— Ответила бы я тебе, но она рядом! Совсем пропал! Почему? Неизвестно! Но она начиталась всякой чуши в Интернете и сама себе поставила диагноз: рак горла! Срочно нужна хорошая больница с хорошим врачом!

— Не проблема, сейчас договорюсь и перезвоню тебе, — сказал Крон.

Я отключила телефон и сказала Анне:

— Собирайтесь в больницу! Будем выяснять, что с вами на самом деле произошло, а то вы надумали себе бог знает чего и такое побоище в доме устроили, что теперь на месяц уборки! Еще бы с горя и руки на себя наложили! А может, у вас обычный ларингит, который чудно антибиотиками лечится. И в порядок себя приведите, пожалуйста, а то на вас смотреть страшно, — мягко попросила я.

Немного приободрившаяся Анна бросилась собираться, а я, чтобы не мешать ей, ушла в отведенную мне комнату. Крон позвонил минут через десять и сказал, куда надо ехать; это оказалась частная клиника.

— И скажи Анне, что клиника имеет к нам некоторое отношение, так что об оплате она может не волноваться.

Ермакова собралась довольно быстро, причем сумка была совсем небольшой, и она — что значит, актриса! — даже свежий макияж успела нанести.

— Анна, вы мне письмо, что из Челябинска получили, отдайте, пожалуйста, — попросила я. — Пока вы лечитесь, я его почитаю и подумаю, как его лучше использовать.

Она тут же отдала мне письмо, которое я положила в свою сумку и на всякий случай спросила у нее:

— Ничего не забыли?

Вместо ответа она протянула мне ключи от квартиры и потыкала пальцем в сторону пола.

— Вы хотите, чтобы в ваше отсутствие я жила здесь? — уточнила я, и она, покивав, приложила руку к щеке и склонила голову набок. — Чтобы мне было где ночевать? — Она снова кивнула. — А еще, если понадобится, могла вам что-то привезти? — Она покивала. — Хорошо, а почему не Александра Федоровна?

Это было потрясающе! Не издав ни звука, она одной только мимикой дала мне понять, что Ковалева уже старенькая и нечего ее попусту гонять. И я еще раз восхитилась гениальностью этой великой актрисы.

Клиника располагалась, с одной стороны, в Москве, а с другой — в центре зеленого массива, причем охрана там была на высоте. Насчет Ермаковой все понятно — ее в России все знают, но у них, оказывается, еще и мое фото было, так что через ворота мы проехали беспрепятственно. В клинике нас уже ждали и на мой вопрос, где и что нужно оформить, с милой улыбкой ответили, что все потом, и провели к врачу. Это оказался пожилой, полный, совершенно седой мужчина в очках самого добродушного вида.

— Здравствуйте, голубушка, — приветливо сказал он Ермаковой. — Душевно рад нашему знакомству, хотя повод и не самый радостный. Но вы ни о чем не волнуйтесь — все вылечим, и будете вы у нас лучше прежнего. А это вам блокнот с ручкой, чтобы вы могли с нами общаться. Сейчас вас медсестра проводит в палату, вы переоденетесь, и пойдем мы с вами обследоваться по большому кругу. И уверяю вас, что ни одну болячку мы не пропустим, даже самую мелкую. А вы у нас кто? — Он повернулся ко мне.