День прошел очень спокойно. Льюис выиграл у меня в карты пятнадцать долларов. Готовку он, слава богу, уступил мне. Он играл на гитаре, я читала. Мне с ним совершенно не было скучно, он был необременителен, как кошка. А вот активность Пола порой меня раздражала. Даже думать не хотелось, как бы прошел этот день, окажись Пол на месте Льюиса. Уж он бы нашел чем заняться. Вздумал бы починить телефон, пришвартовать «Ройс», укрепить ставни, помочь мне дописать сценарий, потрепаться об общих знакомых, заняться любовью и бог весть чем еще. Действовать, действовать, действовать! А Льюису было все равно. Если б дом сорвался с якоря и поплыл подобно Ноеву ковчегу, он так бы все и сидел, томный и счастливый, с гитарой в руках. У нас было так спокойно, а за дверьми бушевал тайфун «Анна».

Ночью стихия совсем разошлась. Ветер по одной отрывал и уносил ставни, они летели, как птицы, с мрачным карканьем. Что происходит на улице, различить было невозможно. Никогда раньше в наших краях не случалось ничего подобного. Время от времени «Ройс» бился то в дверь, то в стену, словно громадный пес, который просится в дом. Меня это пугало. Воистину, в своей бесконечной доброте Господь иногда чрезмерно испытывает свою покорную слугу. Льюис был от всего этого в восторге, его забавляла моя растерянность, он выглядел очень самодовольным. Меня это раздражало, я решила пораньше лечь спать и приняла снотворное. Это начинало входить в привычку – после того как всю жизнь избегала лекарств! Но заснуть не удавалось. Ветер завывал, как поезд, набитый волками, дом трещал по швам и в полночь наконец не выдержал. Ветер отодрал кусок кровли прямо над моей постелью, на меня обрушился поток воды.

Я закричала и, прижав инстинктивно, по-страусиному, к лицу мокрую простыню, выскочила в коридор. И тут же наткнулась на Льюиса. Он притянул меня к себе и в кромешной тьме на ощупь довел до своей комнаты, там крыша каким-то чудом сохранилась. Яростный порыв ветра обезглавил полдома, и, как всегда, я оказалась на той самой половине.

Льюис сорвал с кровати одеяло и принялся меня растирать, точно старую лошадь. При этом он приговаривал таким тоном, каким обычно успокаивают испуганных четвероногих друзей: «Вот так… Ничего страшного… Сейчас все будет хорошо…» Потом, освещая себе путь зажигалкой, спустился на кухню за скотчем. Вернулся он мокрый до колен.

– На кухне полно воды, – весело сообщил он. – А по гостиной плавают диван и кресла. За бутылкой пришлось гоняться по всей кухне почти вплавь. Когда вещи не на местах, они так забавно выглядят. Даже холодильник, такой большой и такой глупый, вдруг вообразил себя пробкой и поплыл.

Лично мне это забавным не казалось, но я понимала, что он изо всех сил пытается меня развлечь. Было абсолютно темно. Мы сидели у него на кровати и глотали скотч прямо из горлышка. Даже закутавшись в одеяло, мы стучали зубами от холода.

– Что будем делать? – спросила я.

– Подождем до утра, – спокойно ответил Льюис. – Стены прочные. Ложитесь на мою кровать, тут сухо, и спите.

Спать… Он с ума сошел. Но от страха и скотча у меня закружилась голова, и я вытянулась на кровати. Он сидел возле, я различала его профиль на темном фоне окна. По небу растерянно носились тучи. Мне стало казаться, что эта ночь никогда не кончится, что я сейчас умру. Детский страх сковал меня, перехватил горло.

– Льюис, – вымолвила я, – мне страшно. Прилягте рядом.

Он ничего не ответил, но через секунду обошел вокруг кровати и лег. Мы лежали на спине, он молча курил.

И тут приподнятый мощной волной «Ройс» с силой ударил в стену нашей комнаты. Она содрогнулась, раздался ужасающий треск, и я бросилась в объятия Льюиса. Совершенно бессознательно – просто в ту минуту мне нужен был рядом мужчина, в чьих объятиях я бы чувствовала себя в безопасности. Льюис прижал меня к себе и с невероятной нежностью стал целовать мне лоб, волосы, губы. Он шептал мое имя, как шепчут молитву, но я с трудом понимала, что он говорит, я зарылась лицом в его волосы и приникла к нему. «Дороти, Дороти, Дороти…» Его голос тонул в шуме бури. Я не шевелилась, меня грело тепло его тела, в голове ни мысли. Разве только о том, что это должно было случиться и что все не так уж страшно.

Но оказалось, случиться этого не могло. Внезапно я поняла. И поняла наконец Льюиса, причину всех его поступков. И убийств, и неистовой платонической любви ко мне. Я резко, слишком резко отпрянула, он сразу разжал руки. На миг мы оба застыли, окаменев от ужаса, точно между нами проползла змея. Я не слышала больше завываний ветра, только оглушительные удары собственного сердца.

– Теперь вы все знаете, – медленно произнес Льюис.

Он щелкнул зажигалкой. Пламя осветило его лицо. Он был очень красив и очень одинок, навсегда одинок… В порыве бесконечной жалости я протянула к нему руку. Но его лицо вновь стало непроницаемым, незрячим, он не видел меня. Он положил зажигалку и обеими руками взял меня за горло.

Я не самоубийца, но на мгновение мне захотелось, чтобы он это сделал, сама не знаю – почему. Моя жалость, моя нежность к нему толкали меня на смерть, как к спасению. Я совершенно не сопротивлялась, может, это меня и спасло. Пальцы Льюиса, сдавившие шею, напомнили, что у меня нет ничего дороже жизни, и я стала говорить спокойно. Каждый мой вздох мог оказаться последним:

– Если вам хочется, Льюис, то пожалуйста… но не надо этого делать. Я всегда любила жизнь, вы знаете, я люблю солнце, своих друзей и вас, Льюис…

Он продолжал сжимать мне горло. Я начинала задыхаться.

– Льюис, что вы станете делать без меня? Вы будете скучать, вы же знаете… Льюис, дорогой, пожалуйста, отпустите.

Внезапно он разжал пальцы и, рыдая, упал рядом на кровать. Я прижала его к плечу, гладила по волосам. Мы долго молчали. Немало мужчин, припав к моему плечу, искали во мне утешения. Ничто на свете не вызывает у меня такой нежности, такого сочувствия, как прорвавшееся горе мужчины. Но ни один из них не вызывал во мне такой теплоты и любви, как этот мальчик, только что едва меня не убивший. Слава богу, я давно уже отреклась от логики.

Льюис быстро заснул, вскоре буря улеглась. Всю ночь его голова покоилась на моем плече, а я так и не сомкнула глаз. Я наблюдала, как белеет небо, разлетаются тучи и над разоренной землей встает яркое солнце. Это была одна из лучших ночей любви за всю мою жизнь.

Подойдя назавтра к зеркалу, я первым делом обнаружила отвратительные черные синяки на шее. Малость поразмыслив, я взялась за телефон.

Я сказала Полу, что согласна за него выйти, он страшно обрадовался. Затем я сообщила Льюису, что мы с Полом женимся и уезжаем в свадебное путешествие в Европу. На время моего отсутствия я поручила ему следить за домом.

Свадебная церемония отняла десять минут, свидетелями были Кэнди и Льюис. Потом я сложила чемоданы, обняла Льюиса и долго прижимала его к сердцу. Я обещала скоро вернуться, а он мне – хорошо себя вести, прилежно трудиться и каждое воскресенье ухаживать за «Ройсом».