1. Он твердо обещает никого не убивать без моего разрешения (само собой, я б ему такого сроду не позволила, но мне казалось тонким дипломатическим ходом – не лишать его надежды).

2. Обещает навсегда отказаться от ЛСД.

3. Обещает приискать себе дом.

Самым сомнительным представлялся третий пункт. Но Льюис с необычайно серьезным видом согласился на все.

Кроме того, поскольку мне не улыбалось жить под одной крышей с садистом, я стала расспрашивать его, что он чувствует, совершив три убийства. Его ответ отчасти меня успокоил, хотя, разумеется, не слишком. Ничего не испытывает. Он не был знаком с покойными, поэтому их смерть его не расстроила. Но удовольствия от этого он тоже не получил. Все лучше, чем ничего. Другими словами, его не мучили ни угрызения совести, ни ночные кошмары. Абсолютно аморальная личность! И я начинала опасаться, не становлюсь ли такой же.

Дважды, пока я болела, приезжал Пол Брет, но я категорически отказывалась его принять. Во время приступов я так дурнею! Совершенно исключено, чтобы мой любовник увидел меня с желтой кожей, с мешками под глазами и тусклыми волосами. А вот Льюис меня совершенно не смущал. Потому, конечно, что в наших отношениях не было и тени чувственности. И еще: вспоминая, каким тоном он признался в то утро, что любит меня, я была почти уверена, что, будь я с головы до пят в лишаях, он бы и то не заметил. Это было и оскорбительно, и лестно в то же время. Я попыталась объяснить это Полу, нежно упрекнувшему, когда я вышла на работу:

– Льюис все дни за тобой ухаживал, а мне ты даже не показалась.

– Я так ужасно выглядела! После ты и посмотреть бы на меня не захотел.

– Как странно! Знаешь, я долго не мог поверить, что у вас с Льюисом ничего нет, но теперь-то в этом абсолютно убежден. Да, кстати, с кем же он все-таки спит?

Этого я не знала. Одно время я было подумала, что он встречается со своей партнершей по съемкам, с той молоденькой инженю. Это пришло мне в голову, когда он раза два-три не ночевал дома. Но в те ночи были совершены убийства. Кстати, на Льюиса положила глаз Глория Нэш, восходящая звезда, выдвинувшаяся на первый план после смерти несчастной Луэллы. Она позвала его на вечерний коктейль, заодно ей пришлось пригласить и меня. Пол сказал, что и он там будет.

– Я заеду за вами обоими. Надеюсь, в этот раз все обойдется спокойней, чем в прошлый.

Я тоже очень на это рассчитывала.

– Странно все-таки, Дороти, что ты свалилась из-за банальной драки, я просто дивлюсь. Весь Голливуд знает, что приступы случаются у тебя после серьезных нокаутов. Первый раз, когда ушел Фрэнк. Второй – когда ты обозвала Джерри Болтона грязным скупердяем и он указал тебе на дверь. Третий – когда твоя драгоценная секретарша выпала из окна. Но то ведь и правда крупные неприятности, а нынче…

– Что поделаешь, Пол, старею.

Крупные неприятности… Знал бы он! Господи, если бы он только знал. Стыдно сказать, но эта мысль меня рассмешила. Минут пять я хохотала до слез и не могла остановиться. Наверное, все эти переживания расшатали мне нервы. Пол, спокойный, снисходительный, мужественный американец, протянул мне свой носовой платок – у меня потекла тушь. Наконец я успокоилась, пролепетала какую-то чушь и чмокнула его, чтоб только замолчал.

Мы сидели в моем кабинете наедине. Кэнди вышла, и Пол становился все нежнее. Договорились, что вечером поедем к нему, и я позвонила Льюису, чтоб ужинал без меня. На этой неделе у него не было съемок, он сидел дома в прекрасном настроении и занимался «Ройсом». Я велела ему быть паинькой, и меня снова обуял дикий смех. Льюис обещал никуда не отлучаться.

Весь вечер меня не покидало ощущение, что я живу в каком-то призрачном мире. Мы с Полом отправились ужинать к «Романофф». Там была куча народу, человек, может, пятьсот – «пятьсот человек, которые ни о чем не ведают». Это казалось невероятным. И только потом, ночью, лежа рядом с Полом, спавшим, как всегда, положив мне голову на плечо, а правую руку на талию, я вдруг ощутила себя чудовищно одинокой. И мне стало страшно. У меня появилась тайна, смертельная тайна. Я никогда не любила тайн. Так, без сна, пролежала я до самой зари. А километрах в пяти от меня мирно спал на своей узкой кровати мой сентиментальный убийца и видел во сне цветы и птиц.

Собираясь на вечеринку к Глории Нэш, мы оделись особенно изысканно. Я выбрала платье с черными блестками, купленное в Париже за бешеные деньги. У него глубокий вырез на спине, а спина, если можно так выразиться, по-прежнему один из главных моих козырей. Льюис, в смокинге, с блестящими черными волосами, был восхитителен: он выглядел как юный принц, и вместе с тем в его облике проскальзывало что-то звериное. Пол являл образец элегантного и раскованного сорокалетнего мужчины: светлые волосы чуть тронуты сединой на висках, взгляд слегка ироничный.

Я заранее смирилась, что мои блестки будут помяты, зажатые меж двух смокингов в тесном «Ягуаре». Но Льюис торжественно заявил:

– У меня для вас новость, Дороти.

Я внутренне содрогнулась. Но Пол улыбнулся с видом сообщника:

– Это настоящий сюрприз, Дороти. Пойдем за ним.

Льюис вышел в сад, влез в «Ройс» и что-то там нажал. Автомобиль ровно и мягко заурчал, тронулся с места и подъехал к ступеням. Льюис выскочил из машины, обежал вокруг и с глубоким поклоном распахнул передо мной дверцу. Я была потрясена.

– Ну что ж, досюда она доехала, – засмеялся Пол. – Не удивляйся. Садись в машину. Шофер, пожалуйста, к мисс Глории Нэш, суперзвезде, бульвар Сансет.

Льюис тронул с места. Через перегородку я видела в зеркальце его очарованный, восхищенный, детский взгляд, устремленный на меня: довольна ли? Все же странная штука жизнь, не перестаю удивляться. Я отыскала рожок переговорного устройства и поднесла к губам:

– Водитель, с чего это «Ройс» вдруг заработал?

– Я возился с ним весь отпуск.

Я посмотрела на Пола. Он улыбнулся:

– Последние три дня он только об этом и твердит. Совсем как мальчишка.

Он тоже взял переговорник:

– Водитель, я советую вам поухаживать нынче за хозяйкой дома. Ваша холодность будет неверно истолкована.

Льюис пожал плечами и промолчал. Я изо всех сил надеялась, что сегодня все будут со мной любезны и моему убийце ничего не взбредет в голову. Недаром же я потратила десять дней на подготовку к этому вечеру. Я расписывала своих знакомых в самых идиллических тонах, тонны меда ушли на описание друзей и сотрудников. Я пыталась представить Голливуд, эти мрачные джунгли, в виде райской зеленой лужайки, где все любят друг друга, точно дети. Если с языка ненароком слетало едкое словцо, я тотчас пыталась поправить дело, сочиняя какую-нибудь важную услугу, оказанную мне этим человеком три года назад, или еще что-то в том же роде. В общем, я превратилась в идиотку, чокнутую, если только не стала ею раньше.