Автомобиль Тимофея тронулся и через минуту слился с потоком других таких же грязных машин. Радио ему слушать не хотелось. Тишину тоже. Он ехал, но не к себе домой. Иногда даже самые спокойные люди принимают импульсивные решения. Возможно, это подсказки со стороны Господа Бога. Того самого, в которого Тимофей упорно отказывался верить.

Анисия, супруга моя, – автор книги и рассказчица. И мой пуантилизм – манера рисовать, когда целое рождается из множества самоценных по себе пятен-точек.

Когда мы с Анисией познакомились, она любила чай пуэр. Еще несколько слов о ней: она беспокойно спит; ей не нравятся музеи; она ненавидит социальные сети; если мы идем по улице, она всегда держит меня за руку; она может тяжело переживать мелочи и стоически реагировать на крупные неприятности; она любит дарить и получать бумажные открытки; она не любит рестораны; и в ней полным-полно загадок.

Вот так постепенно проявляется сущность Анисьи – девушки, решившей впустить меня в свою жизнь и осмелившейся войти в мою.

– Люди перестали замечать, как быстро по небосводу движется луна, – говорит она и смотрит в окно. – Пару часов назад луна едва поднималась из-за крыш, а теперь светит прямо посреди неба, высоко-высоко. Это же красиво?

Мы опять говорим про то, что человек перестал обращать внимание на природу.

И я опять отвечаю: человек склонен замечать только то, что ему важно.

– Об этом я и говорю. Сегодня утром к нам прилетела стая свиристелей, лесных птиц, которых до этого я видела только за городом. Облепили тополь, каждая птица на своей ветке, и вместе они издавали плотный вибрирующий звук. Это видела только я, хотя вокруг было полным-полно людей. Как можно лишать себя такой красоты!..

Первое наше свидание случилось в тот же день, когда я ее сфотографировал.

Мы немного прошлись от Цветного бульвара до Трубной (метров пятьсот), постояли около входа в метро. Мне показалось тогда, что вся музыка мира сосредоточилась на мне и на ней. Романтичные мысли.

На вторую нашу встречу я принес распечатанный снимок. Тот самый, где она в толпе людей оглядывается в мою сторону и смотрит в самый объектив.

Потом мы перестали считать встречи.

Прежде чем поцеловаться, мы в тот день и тот вечер взялись за руки. Переплели пальцы и со стороны наверняка походили на влюбленных, которые только и заняты тем, что строят иллюзии. Однако сближались мы постепенно и, можно сказать, бесстрастно. Сначала я поймал ее в видоискатель фотоаппарата, затем наши взгляды соприкоснулись, потом переплелись голоса, потом взялись за руки и только затем, через какое-то время, решили поцеловаться. Вслед за тем полностью отдались судьбе.

Время вернуться к Тимофею. Меньше всего он сейчас был похож на полицейского. Если начистоту, он и сам себя таковым не чувствовал.

Встречу с Алисой можно было отложить до утра, она бы никуда не исчезла, но по какой-то причине он не поехал домой. Возможно, в глубине души ему требовалась компания – то есть он не хотел оставаться наедине с собой. И лучшая форма для этого – встретиться с тем, кто сможет что-то в этой жизни упорядочить.

Именно поэтому он приехал к одиннадцати вечера на станцию «Цветной бульвар», оставил автомобиль на парковке, подошел к красному зданию, внутри которого находился вход в метро, и, оказавшись у небольшого окна, заказал себе кофе.

– А, снова вы! – сказала Алиса немного устало.

В ее интонации не было агрессии. Только голос человека, который целый день до этого готовил другим людям напитки.

Тимофей был последним покупателем – кофейная точка должна закрыться через пару минут. Он попросил эспрессо. Оплатил картой.

– Мне нужно с вами поговорить, – произнес он. – Я подожду, пока вы закончите работу.

– Вы, наверное, видеть не можете кофе? – сказал Тимофей, когда они расположились в кафе по соседству.

– Нет, я бы не отказалась. Угощаете?

Тимофей кивнул.

Пока им не принесли чашки и пирожное, оба молчали. Алиса о чем-то сосредоточенно думала, а Тимофей не думал ни о чем. Лучший способ вести разговор – это не планировать его заранее.

По сути, он собирался сказать только одну вещь, а что из этого выйдет, видно будет по ситуации. В любом случае он для нее не друг и не товарищ, так что никакой эмоциональной связи между ними нет, а значит, в любой момент разговор можно повернуть в нужное русло. Он же все-таки полицейский, а она что-то скрывает.

– Мы оба знаем, что твоя сестра жива, – сказал Тимофей.

Он не собирался ее сегодня «слушать». Он хотел услышать ответы и посмотреть на нее по-настоящему – и как обычный полицейский, и, что его самого удивляло, как самый обычный человек.

Алиса могла закрыться. Но интуиция говорила: встреча станет решающей. По крайней мере, это единственная надежда не затягивать дело до бесконечности, потому что оба хорошо понимали: у полиции, кроме домыслов Тимофея, на нее ничего нет. Поэтому и задерживать ее не имело смысла, ее молчание вынудит их рано или поздно Алису отпустить, и это будет означать конец всей истории.

Нет, этого не будет.

– Алиса, я знаю, как выглядела улица, на которой вы росли, а Ольга Викторовна хорошо тебя помнит и говорит, что при встрече тебя бы обняла. Я полицейский, но сейчас просто хочу понять ситуацию. А потом, – он на мгновение запнулся, чтобы не сказать ничего лишнего, но в итоге сказал, – мы найдем лучший для всех выход. Вечно так продолжаться не может. Сотни приготовленных кофе тебя не утешат. Ты будешь продолжать жить, но все, что в тебе копится, рано или поздно вырвется наружу.

Она смотрела сквозь него. Так обычно смотрят измученные люди, которые то ли с собой не могут справиться, то ли со своими страхами. Этот взгляд означал грань между прошлым и будущим без какого-либо настоящего. Мучения без смысла. Секунды, сливающиеся в минуты и часы, а затем в дни и недели. Из них не получается ничего слепить, потому что ничто в них друг за друга не держится. Скомканный лист бумаги. Разбитое стекло и осколки, которые пылятся на полу. А возможно, луч прожектора, освещающий все на ближайшие несколько сотен метров, но затем растворяющийся в темноте. Не в свете.

– Алиса, нам надо поговорить о тебе и Надежде. Если только ты не есть сама Надежда.

Она резко встала и бросилась к выходу. Она пошла по улице, а он ее преследовал. Она ускоряла шаг, и он тоже. Она петляла по переулкам внутри Садового кольца, а он не оставлял ее ни на минуту. Через некоторое время она рухнула на скамейку, четко дав понять, что и он может сесть рядом. Мустанг, который сдался.

Она продолжала рыдать, и это были первые ее слезы за долгое время. Тимофей обнял девушку за плечи, нарушив все возможные этические нормы.

Они сидели на детской площадке и со стороны походили на пару, которая либо пытается спасти свои отношения, либо кто-то из них решил их прервать окончательно.

– Черт! – сказала она. – Черт, черт!

На небе красовалась луна. Большой желтоватый круг. Вечный спутник Земли. Сегодня у нее праздник – полнолуние. Океаны накрывают землю мощными приливами, волки ощущают тоску, которой не бывает в прочие дни, а все ранимые люди становятся еще более ранимыми.

Тимофей держит девушку за плечи, а когда та прекращает рыдать, отпускает.

– Моя сестра жива. С момента исчезновения я ее ни разу не видела. Но я знаю, что она не умерла. И она знает, что я не умерла тоже. Мы бы поняли, будь это иначе… В тот вечер, когда Давид выпил эти таблетки, я получила от нее короткое письмо. Оно лежало в почтовом ящике. Все, как я люблю. Конверт, листок бумаги в нем и записка: «Ты жива, и я жива», без подписи. Что означало: она разыскала меня, знает, где я живу, но боится или не хочет встречаться. Мы обе боимся. Если я встречу ее, то, наверное, не целостность обрету, а, наоборот, сойду с ума. Давид понял, что это письмо от нее. И это был последний его вечер. Он не справился, а я не сумела его спасти, потому что несколько часов не могла абсолютно ничего сделать. Я даже не знала, что он переходит в иной мир. И я знаю, что он не хотел этого. Он не самоубийца. Он просто хотел поспать, был пьян и ошибся. Перед тем как лечь, он сказал, что я могу бросить свою работу, а если захочу на нее выйти, то поможет мне – закажет такси и поедет вместе со мной. Люди, прощающиеся с жизнью, так не говорят. То, что он умер, я узнала утром и сразу позвонила в «Скорую помощь» и полицию. Мне нечего скрывать. Вы все ошибаетесь. Счастливой после смерти