Я пробовала вернуться к работе, но быстро поняла, насколько это бесперспективно, и решила наведаться в офис отца, чтобы взглянуть на предполагаемого любовника мамы. Если он все еще работает, разумеется.

Офис располагался в здании из стекла и бетона на проспекте Гагарина. Подходя к центральному входу, я обратила внимание на видеокамеру. В день исчезновения мама попала в ее объектив. Оказавшись на парковке, несколько секунд сидела в машине, а потом вдруг уехала. В никуда. Ее машину до сих пор не нашли.

Чтобы войти, требовалось предъявить пропуск на входе, временный или постоянный, но охранник, поздоровавшись, меня пропустил, воспользовавшись своим пропуском. Фирма родителей занимала два этажа, на лифте я поднялась на третий этаж, юротдел, насколько я помню, находился там.

Покинув лифт, я прошла по коридору к двойным застекленным дверям и оказалась в просторной комнате, где за столом сидели четверо: женщина и трое мужчин. Рядом дверь в кабинет начальника юротдела. С женщиной мы были знакомы, подняв голову от бумаг, она равнодушно мазнула взглядом и тут же широко улыбнулась, как видно, узнав меня.

– Аня? Вы к нам?

– У меня вопросик. Точнее, просьба. Не посмотрите договор? На всякий случай.

Договор типовой и ни в какой проверке не нуждался, но предлог, чтобы заглянуть сюда, вполне подходящий.

– Ты торопишься? – Она окинула взглядом бумаги на своем столе. – Мне тут надо кое-что доделать. Алексей Егорович ждет документы через полчаса.

– Я могу попозже зайти…

– Сейчас что-нибудь придумаем.

Заставлять ждать хозяина, само собой, никуда не годится, но и дочку его обделять вниманием тоже не стоило.

– Игорь, – обратилась она к молодому мужчине, – ты не мог бы проверить бумаги… Кстати, познакомьтесь, это дочка Алексея Егоровича, Анна. Это Игорь. Во всем, что касается договоров, он большой специалист.

Игорь поднялся из-за стола и протянул мне руку. Смотрел куда-то вбок, точно видеть меня ему было не по силам. Должно быть, я сияла, как солнце на небосводе, и слепила глаза. Табличка на его столе сообщала, что передо мной Николаев Игорь Михайлович. Что ж, на ловца и зверь бежит. Не могу сказать, что мне очень приятно, но, безусловно, любопытно.

Без предисловий всучив ему договор, я принялась разглядывать Николаева. На вид меньше тридцати, но он уже сутулился, словно придавленный своим дешевым костюмом. Игорь производил впечатление человека, который не ждет от жизни ничего хорошего, эдакий затюканный ботаник. Тусклый взгляд, прыщи на подбородке… Выглядело это крайне несимпатично. Ольга все попросту выдумала, что нашла в нем моя мать? Я невольно сравнивала этого типа с отцом и, конечно, ревновала. Обида за отца вызвала отвращение, которое все росло вместе с желанием сказать человеку гадость. Мысленно иначе, чем «прыщавый», я его уже не именовала.

– Что вас смущает? – не поднимая глаз от договора, который он успел прочитать до конца, спросил Николаев.

– Ничего. Просто хотела убедиться, что все в порядке.

– Все в порядке, – сказал он, возвращая бумаги.

– Спасибо.

Он кивнул и, открыв ящик стола, принялся что-то там искать, вроде бы забыв обо мне.

Я направилась к двери, помахав на прощание бумагами и громко сказав:

– Спасибо.

Все машинально ответили, кроме «прыщавого»: странное безразличие к дочери работодателя. Он всегда так немногословен или это касается только меня?

Поразмышлять на эту тему времени не оказалось, в коридоре я едва не столкнулась с папой.

– Вот так встреча, – удивился он, целуя меня. – Какими судьбами?

– Заскочила к твоим юристам договор проверить. – Я потрясла бумагами в качестве доказательства.

– Я бы и сам мог посмотреть…

– Папа, не хватает только загружать тебя всякой ерундой.

– Все, что касается тебя, вовсе не ерунда, а дела первостепенной важности. Запомнила?

– Еще бы.

– Зайдем ко мне, – помедлив, предложил он. – Надо поговорить.

Сердце екнуло, и под ложечкой засосало. Предположить, о чем хочет поговорить отец, учитывая недавний визит Нины, совсем не трудно. Я к подобному разговору была не готова. Но и отказаться не могла. Оттого и побрела за ним, точно овца на закланье.

Мы вошли в кабинет, отец плотно закрыл дверь, потом спросил, словно опомнившись:

– С договором ты все решила?

– Да, спасибо. Ужасное свинство использовать твоих сотрудников…

– Они и твои тоже, – сказал отец, устраиваясь в кресле. Я решила не обращать внимания на эту реплику, а папа продолжил: – Я откладывал этот разговор, но… думаю, тянуть и дальше уже нет смысла. Мамы нет с нами уже четыре года… – Он замолчал, а я осторожно спросила:

– Ты хочешь, чтобы ее признали мертвой?

Он нахмурился и принялся вертеть в руках карандаш.

– Через год это сделать придется. – Он вздохнул, а потом заговорил совсем другим тоном: – Мама оставила завещание. Свою часть имущества и нашего бизнеса она завещала тебе.

– Мне ничего не надо, – торопливо произнесла я, вышло испуганно.

– Нюся… я в курсе, что тебя куда больше интересуют твои шляпы… Ты творческий человек, я всегда это знал. И все же… Мы с мамой начинали с нуля, многого добились, и мне бы не хотелось, чтобы… в общем, я бы предпочел оставить все это в твоих руках. Пока я рядом, у тебя будет время вникнуть во все тонкости. Бизнес в каком-то смысле тоже искусство.

Сейчас мне меньше всего хотелось обсуждать все это.

– Тебя не удивило, что она оставила завещание?

Он развел руками.

– По-моему, это разумно.

– А по-моему, странно.

Теперь он пожал плечами.

– Я тоже написал завещание. Ты – моя единственная наследница. Вроде бы тоже все очевидно, но мне как-то спокойнее.

– Я бы предпочла, чтобы ты не думал о таких вещах.

Он вдруг засмеялся.

– Для молодых смерть – это несчастный случай, а для таких, как я, – уже неприятная неизбежность. Оттого и к завещаниям отношение разное.

– Можно подумать, ты древний старик. И все же странно, что мама… в конце концов, она здоровая молодая женщина. С чего ей вдруг думать о смерти?

– Нюся, уверяю тебя, мысли о смерти ее посещали не чаще, чем любого другого. Ни к чему она не готовилась, можешь мне поверить. Я бы знал. Давай так: в ближайшие месяцы ничего не меняем. Свыкнись с мыслью, настройся… А после Нового года начнешь потихоньку входить в курс дела. Договорились? Мне очень тяжело без нее, дочка, – вздохнул он. – И я очень надеюсь на твою помощь.

После этих слов возражать я уже не могла и молча кивнула, решив обойтись вообще без слов.