На крыльце стояла женщина, и первым чувством Марины при видеее было изумление: еще одна брюнетка! Девушка сбежала с крыльца, солнцезаиграло в ее волосах, и Марина увидела, что они не черные, как у красоткиАгнесс, а темно-каштановые. Незнакомка была необыкновенно изящна и миниатюрна.На одном из ее пальцев сверкал изумительный бриллиант. У нее были огромныеголубые глаза, точеные черты, зовущий рот. Пурпурная шаль, красивозадрапированная вокруг стана, бросала теплый розовый отсвет на ее лилейныещеки.

Марина вдруг ощутила себя простушкой в своем новенькоммуаровом платьице соломенного цвета, покрытом испанским кружевом, с гирляндоюфиалок на подоле. А ведь еще утром оно казалось ей восхитительным, и Маринавполне вошла в образ красивой, кокетливой, богатой кузины. А теперь обнаружила,что смотрит на незнакомку с тем же испуганно-завистливым выражением, с какимсмотрели все остальные женщины, от старушки Урсулы до горничных. В том числеАгнесс, глаза которой наполнились слезами, когда незнакомка вдруг оказалась вобъятиях Десмонда.

Девушка едва доставала ему до середины груди, и Маринапочувствовала себя не только невзрачной, плохо одетой, с тусклыми русымиволосами, но и верстой коломенской к тому же. И ей почему-то захотелосьплакать…

– Джессика, – пробормотал Десмонд, обнимая хрупкие плечи,обтянутые сверкающим черным шелком. – Я не ждал увидеть тебя здесь…

Красавица рыдала, будучи не в силах справиться со слезами.Деликатный Сименс, словно заботливый пастух, погнал в дом прислугу, вовсюглазевшую на господ. Агнесс шла последней, все время ревниво оглядываясь, иСименсу пришлось втолкнуть ее в дверь.

– Ты приехала встретить меня, Джессика? Как мило, –продолжал бормотать Десмонд, и Марина подумала, что никогда еще не видела егостоль озадаченным.

– Джессика теперь живет у нас, – пояснил Джаспер, снепостижимым выражением озирая племянника. – Дом ее сгорел, миссис и мистерРичардсон погибли при пожаре, ну и…

– Какое несчастье! – перебил Десмонд. – И какое счастье, чтоты осталась жива! Тебя не было дома?

Джессика кивнула, еще крепче прижавшись к Десмонду.

– Джессика была у нас, – возвестил Джаспер. – Они сАлистером намеревались объявить о помолвке, но примчался верховой и сообщил,что Ричардсон-холл сгорел… А назавтра погиб Алистер. – Он резко отвернулся, иМарине показалось, что «дядючка» раздосадован.

– Алистер… О, мой Алистер! – глухо выкрикнула Джессика, стакой силой цепляясь за плечи Десмонда, что ее тонкие пальцы побелели.

– Какой кошмар! – выдохнул Десмонд. – Я вижу, у тебя напальце фамильное кольцо леди Маккол… – Он побледнел, и в глазах его появилосьтакое растерянное выражение, что Марина пожалела бы его, если бы могла жалетьсвоего погубителя. – Так ты была невестой Алистера? Я не знал. Мы всегда любилитебя как сестру. Алистер – как младшую, я – как старшую.

«Ему двадцать пять, а брату, помнится, было тридцать.Значит, ей двадцать шесть – двадцать восемь, – с острым чувством превосходстваподумала Марина, которой в сентябре исполнится двадцать. – Безнадежная стараядева! И ясно, почему на ней черное платье: траур».

Непонятная тревога прошла, теперь она могла с искреннимсочувствием смотреть на узкие плечики, дрожащие от рыданий под ладонямиДесмонда.

– Алистер! Мой ненаглядный Алистер! – Рыдая, Джессикаотстранилась, заломила руки и бросилась в дом, верно, в полном отчаянии.

И вдруг Урсула, доселе стоявшая недвижимо, как статуя,воскликнула с тем же отчаянием: «Брайан! Мой ненаглядный Брайан!» – и тожекинулась во всю прыть в замок, но остановилась на крыльце, согнувшись, закрывлицо руками.

Десмонд и Джаспер переглянулись. Десмонд шагнул было кУрсуле, но дядюшка шепнул:

– Она сейчас успокоится. Утешать ее бесполезно, все проходитсамо.

– Она очень постарела, – тихо сказал Десмонд.

– Еще бы, – пожал плечами Джаспер. – Она не может забытьБрайана, а тут смерть Алистера, да накануне помолвки. Мы все потрясены.

– Теперь мне понятен… э-э… взвинченный тон твоего письма.Иметь дело с двумя покинутыми невестами… Представляю!

– Пока нет, но у тебя все впереди, потому что это отнынетвои заботы. За что я и благодарю бога! – Нотка с трудом сдерживаемой яростипрозвенела в голосе Джаспера.

– Вот даже как? Значит, все по-прежнему? – спросил Десмонд,бросив на дядюшку острый взгляд. – Ты терпеть не мог Алистера, теперьненавидишь меня? Но ведь мы не виноваты в том, что дед завещал, чтобы послесмерти моего отца Маккол-кастл перешел к его сыновьям, минуя тебя?

– Это против всех правил, – глухо пробормотал Джаспер. –Против закона, чести, совести! Старик невзлюбил меня за то, что я одиносмеливался с ним спорить! Твой отец слова поперек не решался сказать, хоть иненавидел его так же, как я. Но он был хитер, оттого и слыл любимчиком, в товремя как я…

– Ты уехал, – мягко проговорил Десмонд. – Я знаю, тыпутешествовал, тебя считали погибшим. А когда ты вернулся…

– Можешь не рассказывать мне о том, что я сделал! –взвизгнул Джаспер.

– Прости, – пробормотал Десмонд.

– Ничего, – тяжело дыша, молвил Джаспер. – Я сам виноват. Аписьмо мое… Я был болен, когда писал его.

– Малярия снова? – сочувственно спросил Десмонд, и Маринепоказалось, что он жалеет своего странного дядюшку.

– Малярия всегда, – усмехнулся Джаспер. – Приступ следовалза приступом, Джессика ухаживала за мной. Вообще весь дом держался на ней. Онастрастно любила Алистера, и пережить его… – Он вдруг запнулся, как если бызабыл какое-то слово, и продолжил несколько невпопад: – Помогли ей толькодомашние дела. Ну и Сименс стоял, как скала, благослови его господь.

– О да! Он все такой же! По-прежнему вынюхивает ведьм?

Джаспер на миг приложил палец к губам и нарочно громкопродолжил:

– И все-таки тебе придется очень многое налаживать, ездить вЛондон.

– Что ж, судьба! – усмехнулся Десмонд.

– Вот-вот. Так же говорил и Алистер, – кивнул Джаспер, иМарина выронила ридикюль, вздрогнув от неприкрытого злорадства, котороепрозвучало в его голосе.

Дядя и племянник обернулись и уставились на нее с выражениемодинаковой озадаченности: будто на незваную гостью.

– Простите, сударыня, не имею чести… – нетвердо началДжаспер.