Так гнусно на душе у Вильямса не было с тех пор, как онбросил тело злосчастной маркизы Кольбер в море. Найти упокоение в родимой землеона не имела возможности, а в чужой, английской, – не захотела, вот и завещаласвое тело морским волнам, которые, может быть, коснутся когда-нибудь любимыхфранцузских берегов. И ведь похороны случились приблизительно в этом месте!Проклятое, заколдованное место…

Капитан покосился на лорда Маккола, идущего рядом.Подбородок выпячен, плечи развернуты, голова вскинута – вид надменный иуверенный. Никто не угадает, какие кошки скребут на душе у молодого, красивого,богатого – и столь злополучного человека. Вот живое подтверждение высказывания,что блестящая наружность и блестящее положение в обществе никого не делаютсчастливым.

И с этой мыслью капитан Вильямс вошел в единственнуюпассажирскую каюту на пакетботе, в которой ему предстояло совершить нечто стольнесусветное, что он малодушно предпочитал думать, будто спит и видит сон.

Он ожидал узреть девицу, рыдающую над потерей своей чести,однако довольную предстоящим браком с высокородным джентльменом. Представлялосьему и алчное лицо авантюристки, с трудом скрывающей восторг, что в ее сетипопал человек с таким положением и богатством. Однако от картины, емуоткрывшейся, Библия вывалилась у капитана из рук и с грохотом ударилась об пол– картина напоминала не приготовления к бракосочетанию, а скорее сценку изжизни дома умалишенных. Обмотанная обрывками простыней по рукам и ногам, ккровати была привязана полуголая девушка. Лицо ее наполовину скрыто тряпками, аглаза сверкали отчаянием и ненавистью.

– Немного странный наряд для невесты, вы не находите,милорд? – выдавил капитан Вильямс.

– Вы правы, капитан. Мне он тоже не по вкусу. Однако ничегодругого я не могу ей предложить. Впрочем, не сомневайтесь: едва мы окажемся вДувре, моя жена получит лучшее из того, что найдется в тамошних лавках, а уж вЛондоне на Бонд-стрит она может устроить истинную оргию покупок.

Тело на кровати слабо забилось… Слова «моя жена» вызвали удевушки ярость! Но почему? И тут его осенило: похоже, она не хочет выходить замуж!Но ведь это удача для милорда, зачем же он…

– Обряд венчания предполагает слова «да» или «нет»,сказанные женихом и невестою, – сухо промолвил Вильямс. – Сдается мне, я услышуот дамы только «нет», а потому позвольте мне откланяться и вернуться позднее,когда вы договоритесь получше.

– Получше мы не договоримся, – покачал головой Маккол. – Мояневеста заявила, что скорее умрет, чем выйдет за меня замуж. Ну а я скорееумру, чем смогу жить с пятном на моей чести и совести. Прошу вас отступить отправил… и обвенчать нас.

– Но я не могу, не могу… – в совершенной растерянностизабормотал капитан, подхватывая с полу Библию и пятясь к двери. – Я совершенноне могу…

– Можете, – успокоил его Маккол, заступая путь и выхватываяиз-за борта сюртука пистолет. – Видите? Он заряжен. Поэтому, капитан…

Вильямс вытаращил глаза. Не от испуга, нет! От безмерногоудивления. И ему внезапно сделалось жаль безумца, который напоминалобреченного, который угрожает смертью своему палачу, требуя, чтобы тот поскорееотрубил ему голову.

– Вы, сударь, спятили, – сказал капитан сердито. – Извольте,я исполню вашу волю. Спорить с сумасшедшим? Слуга покорный! Мне только хочетсяузнать, что вы предпримете для того, чтобы леди сказала вам «да»?

– Сейчас узнаете, – кивнул Маккол, перехватил пистолет левойрукой, а правой дернул какую-то завязку, сорвав ткань с лица девушки.

Она глубоко вздохнула, но прежде, чем хоть один звуквырвался из ее рта, Маккол с ловкостью фокусника выхватил из-за пояса еще одинпистолет и уткнул ей в висок. Девушка содрогнулась – и замерла с приоткрытымртом, устремив на Вильямса остановившиеся от страха глаза.

– Вы… вы не посмеете… – пробормотал капитан.

– Хотите рискнуть? – усмехнулся Маккол, и Вильямс увидел,как дрогнул его палец на спусковом крючке. – Девиз нашего рода: «Лучшесломаться, чем склониться!» Клянусь, я убью ее на ваших глазах, и виновныбудете вы.

– Как так? – опешил Вильямс.

– Ну вам же хочется поглядеть, хватит ли у меня решимости, –невозмутимо пояснил Маккол. – А я человек азартный. Ради того, чтобы своюправоту доказать, пари на выстрел заключал. Поэтому, если вам угодно…

– Нет! – хрипло выкрикнул капитан, ненавидя себя замалодушие.

– Вот и хорошо, – кивнул Маккол. – Венчайте нас, дапоскорее. А если вам кажется, что на один из вопросов леди ответит «нет»,пропустите этот вопрос.

Но она ответила «да». А что ей еще оставалось делать?

– Ну, миледи, прошу прощения, вы уж скажете… Кринолин! Дапоследний кринолин, думается мне, попал на гильотину вместе с ее французскимвеличеством Марией-Антуанеттой! Разве вы не заметили, что ни кринолинов, нифижм теперь не носят?

Глаза дамы так сверкнули, что мисс Грейс, модистка,прикусила язычок. Все-таки ей платят не за то, чтобы она подкалывала своихклиенток, даже если они являются к ней поздним вечером, одетые в неописуемоетряпье. Ну, предположим, все было так, как говорит кузен дамы: в Кале передсамым отправлением пакетбота на них напали французские разбойники и украли весьбагаж, обчистив путешественницу буквально до нитки. И времени хватило лишь нато, чтобы купить у первой попавшейся простолюдинки самую убогую одежду и белье.Но ведь и правда, кринолины, пудреные парики, туфли на высоких каблуках,шнурованные корсажи вышли из моды уже сто лет… в смысле, лет пять, не меньше! Ишляпы, на полях которых можно разместить цветочную или фруктовую лавку, тоже!

Похоже, у дамы украли не только белье и платье, но иполовину памяти. А лучше бы взяли хоть часть ее строптивости! У мисс Грейс то идело возникало ощущение, будто леди едва сдерживается, чтобы не влепить ейпощечину.

Модистка бросила взгляд на сопровождающего даму кузена имечтательно прищурилась. Улыбка милорда способна околдовать кого угодно, и онпрекрасно знает о собственной неотразимости. Как печально, что такойобходительный джентльмен в родстве с истинной дикаркой! Мисс Грейс непроведешь: никакая она ему не кузина, а обычная вульгарная содержанка. И чемона его привлекла? Сложена, конечно, премило, хотя и не очень грациозна. Ну аее манеры… Да господь с ней, можно и потерпеть: ведь заплачено по-королевски!