— Вы его знаете?

— Ирис… дай мне минуту.

Согнулся, обхватил голову руками и снова выпрямился, проведя по лицу ладонями так, словно пытался самого себя привести в чувство. А я устала. Я не могла понять происходящее, и не стремилась даже спрашивать.

Сегодняшнее «протаскивание» Ники по границе словно продуло мне сердце сквозняком и пустоты там стало намного больше. Странно было чувствовать это и абсолютно ничего не помнить сознанием. Меня вымотало и вынужденное общение с людьми. Меня сейчас выматывал даже разговор с одним человеком, хотя все, что я делала — это говорила два-три слова и предложение, озвучивая факты. Мысль или сопереживание эмоциям наследника не приходили. А Август весь горел эмоциями, осознанием и своими внутренними размышлениями. Долго молчал.

— Завтра же… завтра же я попытаюсь пробиться! Посмотри-ка мне в глаза, Ирис. Прямо посмотри и ответь: откуда у тебя идет импульс? Когда вызов приходит, откуда идет чувство?

Я машинально приложила руку к границе живота и грудной клетки, ответив жестом быстрее, чем словом:

— Солнечное сплетение… разве вы не знаете? У всех так.

— Кто тебе такое сказал?

Наследник пристально смотрел на меня, прощупывая нечто неосязаемое для зрения, но доступное шестому чувству. Он был как тот, в заброшенном доме, сканирующим душевное. Не то чтобы неприятное, но легкий осадок был даже от доброжелательной пытливости. Не хотела я «пальцами в сердце», — с благими намерениями или нет, — не хотела.

— Никто. Я думала… — Что объяснять? Зачем? — Не смотрите на меня так, Август.

— Ты мою дочь через грань вытащила?

— Наверное. Не помню.

— Держись близких. Сейчас, в следующие дней пять, не отходи от родных и любящих, иначе тебя может… затянуть. Это очень важно, это очень опасно. Обещаешь, что так и сделаешь?

— Обещаю.

Не стану же я говорить ему, постороннему, что никого нет. Плевать… на все плевать.

— Не сегодня, но ты узнаешь все, что необходимо. Не рассказывай пока никому о том, что случилось с Никой. Занимайся заданием. Блокнот пока лучше сдай, на вызовы не бегай, проведи время с семьей. И к Роберту завтра в отделение нужно будет заглянуть, показания дать. Без этого не обойтись.

— Я постараюсь.

Он немного успокоился. Снова сел рядом, не заговаривал, и раз за разом чуть поворачивал голову на звук входной раздвижной двери и отпускал взглядом человека, едва видел его. Или понимал, что это вошли, а не вышли. Ждал кого-то. Сцеплял руки, расслаблял. Думал и ждал.

— Если от меня ничего надо больше, я поеду домой?

— Тамм подбросит тебя до дома, и заодно договоритесь о времени. Ты же сможешь завтра?

Кивнула. Просидели минут десять. Август дождался первым — в приемный покой вбежала женщина, свернула сразу к лестнице и успела проскочить половину ступеней, как он окликнул:

— Яна!

И сорвался к ней. Мне пришлось ждать Роберта. За это время сама бы добралась до дома, своим ходом, но с другой стороны — куда торопиться? На улице почти ночь, полил дождь. Усталость вперемешку с безразличной апатией приковали меня к месту. Нашла силы только на то, чтобы открыть минералку и сделать глоток. Могу тут и заночевать. Просидеть в приемном покое…

Подумала и увидела Роберта Тамма. Он кивнул в сторону от входа:

— Нам туда, машина на спецстоянке.

С парковки вырулили на выезд и стали ждать сигнала, чтобы миновать внешний пропускной пункт. Я сидела на переднем сиденье и смотрела в боковое окно, внезапно заметив на крыльце больницы наследника и ту, кого он так ждал. Они не собирались уходить, — вышли на воздух и встали у края под большим козырьком. Разговаривали. Кто же это, если не его жена, мама Ники.

Фигуры их сблизились. Он ее обнял. А потом поцеловал. Картинка уплыла, потому что машина тронулась с места. Жизнь, исчезнувшая за стеклом, а я снова была по иную сторону. Плоский мир. А объемный, казалось бы, рядом — только руку протяни, как почувствуешь. Рядом, да за гранью, за витриной, за окном машины или вагона монорельса, — ткнуться любом и смотреть как уходит.

— Роберт, отвезите меня…

И внезапно для себя сказала адрес Юргена.

Не предупредила — ни звонком, ни сообщением. Пусть он и говорил, что я могу приехать, когда захочу, а все равно чувствовала себя непрошенной гостьей. С чего вдруг? Наоборот, не хотела. Сталкиваться, видеть его, вспоминать. Зачем я приехала?

Лифт нес меня на этаж, а ноги по коридору к двери. Разблокировала замок ключом и, зажмурившись, шагнула внутрь. Пусто. И тут же трусливая радость толкнула назад — не поздно передумать, уехать к себе в общагу, и захлопнуть дверь, оставив ключ хозяину!

Подсветка прихожей включилась автоматически. Я скользнула взглядом по обстановке и задержала внимание на постели на полу. Подушки две. Была одна, а теперь лежала пара. Я разулась, скинула пальто и сумку, подошла к постели ближе, заметив еще темно-синее домашнее платье, — поверх покрывала, сложенное в трое и с маленькой наклейкой магазина. Новое. Открыв деверь в ванну, увидела то, что практически ожидала увидеть — зубная щетка в стаканчике, белоснежная, невскрытая. Как конфетка в прозрачном целлофане. Юрген меня ждал. И позаботился, — во что могла переодеться, на чем спать и как утром почистить зубы.

До часу ночи я просидела на пороге ванной комнаты и большого пространства, не переодеваясь, только умывшись и сполоснув руки. Странная картина со стороны, но он не вернулся домой за это время, и не увидел, как я привыкаю и смиряюсь с собственным поступком. Я размышляла над прошедшим днем. Над просьбой Августа — быть рядом с близкими. А их у меня нет. И Юрген — не близкий, а так, — тень, шагнувшая в личное пространство. Тогда почему я вернулась, если только тень?

Собравшись духом, поняв, что уже голова падает от переутомления и мозг отключается, решилась на то, чтобы лечь. Вышла в комнату, разделась, сложив вещи на кресло и забралась под одеяло…

Проснулась от того, что Юрген прижался со спины и обхватил рукой поперек живота. Я вздрогнула нервно, коротко, как птица в силке, и замерла, будто бы не проснулась… только бы он не стал меня гладить или целовать. Не хочу. Не сейчас. Не время. Противная, хоть и легкая тряска не дала с собой справиться. Даже вдохнула поглубже, а раз и два по телу прошел тремор.

Юрген меня отпустил, поднялся, — я услышала звуки его босых шагов, выдвижного ящика и шорох. Поверх легкого одеяла легло плотное и тяжелое. Снова лег, снова прижал к себе. Он и не собирался ко мне приставать, просто обнял, — решил, что замерзла и достал зимнее одеяло. Нервы сразу отпустило. Я подумала про утро, про то, что будет нужно ему что-то говорить, объяснять, но мысль быстро убежала и спряталась за какую-то другую, отвлеченную и неважную. Можно спать. Ничего не требовалось, ничего не должна — только спать.