— С кем была дуэль? — спросила мама, оторвав меня от лицезрения собственного колена.

— С Бориславом Григанским, — нехотя ответил я, прекрасно понимая, как на это отреагирует мать.

— Но зачем? Я не понимаю… Яр?

Я не ответил. Не знал, что говорить, потому что никакой бы ответ ее не удовлетворил. Поэтому я снова решил сменить тему:

— Неужели отец не рассказал тебе и про то, что мы знаем, кто подослал тех людей, которые напали на меня у бабулиного особняка?

Мама медленно качнула головой:

— Нет.

Я устало вздохнул.

— Расскажешь? — осторожно спросила мама.

— Это сделал Глеб Быстрицкий по приказу Родомира Григанского.

— Но… но зачем? — мать ошеломленно уставилась на меня.

— А об этом тебе лучше спросить у отца. Думаю, он не одобрит, если я тебе об этом расскажу.

Мама разочарованно поджала губы и отвернулась. Какое-то время мы молчали, пока мама не сказала:

— Теперь у тебя так много секретов от меня. А еще полгода назад ты мне все рассказывал, — она грустно улыбнулась: — Ты ведь не назло нам все это делаешь?

— Нет, — мотнул я головой.

— А мне почему-то кажется, что это бунт, — по-доброму взглянула она на меня и ласково улыбнулась, но тут же грустно вздохнула: — Это моя вина.

Мама не смотрела на меня, с ее лица не сходило выражение беспокойства, и ей явно хотелось выговориться:

— После того, как пробудилось проклятие, Игорь слишком давил на тебя. И вот чего мы добились — ты стал замкнутым, ты стал совсем другим. Это я виновата.

— Ты ни в чем не виновата, ма, — попытался я ее успокоить, подошел и приобнял за плечи. — Все будет хорошо, вот увидишь, вскоре все наладится.

Мама взглянула на меня, грустно улыбнулась, погладила по щеке.

— Мне бы очень этого хотелось, слишком много происходит всего, слишком много проблем. Скучаю по тем временам, когда ты был маленьким и с тобой было так легко…

Я ей тоже улыбнулся в ответ, а после спросил:

— Ты ведь не станешь об этом рассказывать отцу? — я указал взглядом на окно.

Мама отрицательно покачала головой.

— Не стану, но пообещай, что больше не станешь затевать дуэлей с одноклассниками и сбегать из дома на всю ночь.

— Обещаю, — сказал я, прекрасно понимая, что вряд ли смогу выполнить это обещание, потому что не могу предугадать, что ждет меня в будущем и какие еще неприятности могут поджидать впереди. Но мать все же следовало успокоить.

Мама выдохнула, собралась, как-то резко отстранилась:

— Иди, прими ванную и переоденься, — сказала она, — отец вот-вот проснется и не хотелось бы, чтобы он застал тебя в таком виде.

Я послушно закивал.

— Ты сегодня собираешься в школу? — снова спросила она.

А вот здесь я не знал, что ответить. Вчерашний день и ночь вымотали меня до предела и все, чего мне хотелось сейчас это забыться беспамятным и глубоким сном. Да и после вчерашнего мне едва ли хотелось видеть одноклассников, а главное Милану. Поэтому я отрицательно закачал головой.

— Хорошо, отдыхай, — мать снова вздохнула, а после оставив меня, ушла из комнаты.

Я сразу же отправился в ванную, хотелось смыть с себя грязь, усталость, а заодно и все мысли. Я был так измотан, что расслабленный теплой водой задремал лежа прямо в ванной. Сколько я так проспал неизвестно, но проснулся я от стука в дверь, когда вода уже почти остыла.

— Ярослав, — требовательный голос отца окончательно скинул с меня остатки дремоты, — ты там?

— Да! — сипло отозвался я.

— Ты скоро? — тон отца был нетерпелив.

Ну что там еще произошло?

— Выхожу! — крикнул я.

Через минуту в банном халате я вышел из комнаты, отец стоял у окна, задумчиво глядя на улицу. Я было напрягся, но решетка на окне, к счастью, по-прежнему была на месте, и отец ничего не заметил.

Ничего хорошего от разговора с отцом я не ожидал, в последнее время нам как-то не доводилось говорить по душам. Поэтому я сразу настроился на то, что если не придется слушать очередные нотации, то стоит ожидать каких-то дурных вестей.

Я кашлянул, обращая на себя внимание папы, он резко повернулся. Я вопросительно вскинул брови, мол, слушаю.

— Ты не заболел, вид у тебя какой-то замученный? — спросил отец.

— Нет, все хорошо, — ответил я и уставился на него, ожидая, когда же он перейдет к делу.

Но отец продолжил повседневный разговор:

— Злата сказала, что ты не хочешь сегодня идти в школу?

Я кивнул, с облегчением про себя отметив, что отец наконец успокоился и больше не злится.

— Не дело это, сын, — закачал папа головой. — Учебу без веских причин лучше не пропускать. Иначе как ты поступишь в академию алхимиков?

Нет, отец как-то резко отошел. И такие резкие перемены в настроении меня насторожили. Неужели он оттаял из-за смерти Инесс и того, что опасность миновала? Или мама уже успела отчитать его за чрезмерную строгость.

— Я ведь еще не решил, куда поступать… — сказал я.

— А что тут думать? — перебил меня отец. — Ты создал зелье невосприимчивости морока! Ни один дипломированный алхимик не смог — а ты создал! Сам! В старом подвале и без подобающего оборудования. Честно говоря, ты меня очень удивил, Яр. У тебя определенно — талант. Я очень горжусь тобой, сын.

Отец широко улыбнулся, но и все же в этом чувствовалась какая-то фальшь.

— Па, что происходит? — настороженно спросил я.

— А что такое? — невозмутимо поинтересовался он.

— Ты ведешь себя странно.

— Разве? — отец изобразил недоумение.

Я промолчал, а отец как-то замешкался, взглянул себе под ноги, он явно собирался что-то сказать.

— Я вот что подумал, — начал он, — вурд, который был твоим секундантом, он ведь тоже был в курсе того, что графиня забрала чернокнижника.

— Я не знаю, — жестко ответил я, внутренне напрягшись.

— А куда он ушел после дуэли, ты часом не знаешь? — словно бы невзначай спросил он.

Что он хочет, я сразу понял. Но стратегию разговора все же выбрал странную — решил вдруг со мной по-доброму. Наверное, все-таки мать уже успела с ним поговорить. Или он сам до этого дошел: мол, с напором не выходит меня разговорить, значит, надо попробовать ласково и с хитростью.

Но, как бы мне хотелось, я ему ничего рассказать не мог. Да и узнай отец всю правду о том, что я наделал, его бы приступ хватил, а это никак не входило в мои планы.

— Я не знаю куда он ушел, — ответил я, — честно говоря, я думал, что он среди тех, кто покончил с собой вместе с графиней.