Артём купил ей напиток и, пока нёс, едва не пролил. Видимо, особым шиком для местных продавцов считалось налить «с горкой». «Какая бессмыслица!» – расстроился Артём.

Они сели напротив друг друга, хотя обычно в кафе и ресторанах садились рядом.

– Я вижу, что есть необходимость кое-что прояснить между нами. – Это Майя умела хорошо: взять инициативу в свои руки и, никого и ничего не жалея, высказаться. – Ты не в состоянии скрыть отношение к тому, что в последнее время тебе открылось. Я имею в виду наше общество, наши планы, чаяния.

– Не то чтобы…

– Не перебивай. Понимаю, что мы раньше никогда этого не обсуждали. Когда мы только познакомились, я полагала, что рано. И вот, когда мы теперь близки окончательно, целиком, как мне казалось, доверяем друг другу, я решила, что ты примешь меня такой как есть, будешь уважать то, что для меня важно. Похоже, я ошиблась. Ты капризничаешь… Это горько…

Пауза повисла. Никому б никогда не пришло в голову назвать её мхатовской.

– Я беспокоюсь за тебя. – Артём не собирался уступать. – Я уже говорил, что, если вас поймают, не пожалеют. Сломают жизнь. Это стоит того?

– Это низко.

– Что? Беспокоиться?

– Скрывать за заботой свою… своё малодушие.

– Хотела сказать, трусость?

– Да. Но не сказала. Эти люди, которые через час соберутся у тебя в библиотеке, – они для меня сейчас всё, ты слышишь? Без этого моя жизнь ничего не стоит. Если ты спросишь, кого я выберу – тебя или их?.. – Глаза Майи застыли.

– Я не спрошу. – Артём отвел взгляд.

Майя замолчала. Она разглядывала Артёма так, будто не видела его никогда. Сначала осмотрела лоб, большой и почти без морщин, если морщины и были, то малозаметные, тёмные волосы, чуть завивающиеся на концах, губы, довольно пухлые, никогда не сухие.

– Это значит, мы расстаёмся? – Майя взяла кружку, поднесла ко рту, но пить не стала, поставила назад.

– Это значит, мы идём в библиотеку.

Он улыбнулся широко, как она любила.

* * *

Его отсутствие на службе ни у кого не вызовет вопросов – так размышлял Крючков. Сына и невестку он, конечно, встречать не поедет. Как-нибудь сами… Есть дела поважнее. Он стремился в УВД Раменки. До этого сделал звонок и спросил капитана Багрова. Выслушав ответ, отсоединился.

Начальник УВД, старый приятель генерала полковник Ершов, не удивился его приезду:

– Я тебя ещё вчера ждал. Извини. Но я не знаю, чем тебе помочь. Дело у вас. В ГСУ. У нас всё забрали.

– Я не за этим.

Они, хоть и давно не виделись, обходились без церемоний. Ершов не изображал чинопочитание.

– Слушаю тебя.

– Меня интересует твои опера, Багров и Соловьёв. – Начальник ГСУ присел возле длинного стола.

– Позвать? – Ершов нахмурился.

– Нет. Что ты о них думаешь?

– Претензий к ним нет.

У Крючкова зазвонил мобильник. Генерал Родионов.

– Паша! Как ты? Держишься?

– Спасибо, товарищ генерал-лейтенант.

– Как идёт следствие?

– Бригадой руководит полковник Елисеев. Мне сейчас не до этого, как ты понимаешь. Сегодня прилетают родители Вики.

– Хорошо. Я свяжусь с Елисеевым. Помогу тебе. Министр просил передать, чтоб твои люди обращались по любому вопросу, касающемуся этого дела.

– Спасибо министру передай, – единственное, что смог вымолвить Павел Сергеевич.

Вчерашний звонок Родионова Крючкова насторожил, а нынешний уже нет: если человек тебе сочувствует, вовсе необязательно подозревать его в неискренности.

За время телефонного разговора двух генералов Ершов достал из сейфа чуть початую бутылку коньяка. Поставил на стол. Позаботился о рюмках.

– Я не буду. – Крючков накрыл рюмку рукой. – Скажи лучше, эти опера никогда не вызывали у тебя подозрений?

– А почему ты спрашиваешь? Что у тебя к ним?

– Я хочу разобраться, почему они так быстро приняли сигнал информатора. Не удостоверились даже, верный он или нет.

– А что им делать? Ждать, когда все нарки закупятся? Может, всё же они сами расскажут тебе? Они здесь. В отделении. Позвать?

Над головой Ершова Владимир Путин спокойно и дружелюбно смотрел куда-то вдаль.

– Лучше дай мне их личные дела и все их операции за последние пару лет.

– Это долго.

– Постарайся быстрее. Буду ждать. И проводи меня до машины.

– Прости меня. Но ты ведь не для этого приезжал, чтоб про оперов у меня узнать? Не веришь? Сомневаешься? Мы долго пасли Рахметовых, они торговали по мелочи. Дождались большой партии. И накрыли. Что не так?

– Почему их отпечатков на пакетах нет?

– Да зачем они? Не знаю. Стёрли. Брали в перчатках. Сейчас бандиты осторожные. У каждого по три адвоката. Когда вы вернёте их нам, мы разберёмся.

– Почему мы их вам вернём? – Крючков насторожился.

– Если вернёте.

– Известно, откуда они столько наркоты получили?

– Нет. – Ершов еле заметно смутился, нервно налил себе коньяку, залпом выпил.

– Ладно. Пошли, проводишь меня до машины.

На улице Крючков передал Ершову туго завёрнутые в одеяло два травмата и два охотничьих карабина:

– Сними по-тихому с них пальцы. Сверь со всеми базами. Сможешь?

– Для тебя – да.

Мужчины пожали друг другу руки.

На прощание Крючков сказал:

– Всё же последи за этими операми повнимательнее. И про стволы никому ни слова. Так надо.

Из окна за этими манипуляциями очень заинтересованно наблюдал опер Багров.

Крючков постарался, чтобы его визит заметили все, кому надо. Если он прав, то подонки занервничают. А если нет?

Куда теперь?

Боль никуда не делась и, наверное, уже не денется. Можно немного её заглушить делами, хлопотами, можно убеждать себя в необходимости выдержки, спокойствия, но по-настоящему это не пройдёт никогда. Только он сам в состоянии почуять убийц. Вика – его кровь, он её наблюдал с детства, он не ошибётся. Как устроить всё так, чтобы Елисеев был максимально полезен в этом? Похоже, он очень напрягся из-за его вчерашнего визита.

Телефон Вики до сих пор не нашли. Значит, его забрал убийца. Значит, в телефоне было что-то, способное его выдать. Значит, Вика его знала. Или убийца просто не хотел, чтобы телефон запеленговали? Не похоже, что он такой хладнокровный. Тогда что?

Он подумал, что хорошо бы выяснить у Елисеева, нет ли чего нового, но потом решил не дёргать группу. Не сомневался: Иван сразу же поставит в известность, если его ребята до чего-то докопаются. С субординацией у него всё в порядке.

Вернувшись в свою квартиру, он сразу же пошёл на кухню, открыл форточку. Дышать легче не стало. Окна выходили во двор, грустные зимние деревья ничем не интересовались.

Здесь ему сейчас лучше всего. В комнатах наваливалась тоска, душила. Сегодня он попросил домработницу не приходить.

Он положил перед собой сотовый. Начал перечитывать все последние