Она оделась, бросив злой взгляд на грязную шубу: придется волочь в химчистку. Бог знает, сколько там запросят!

В магазине было полно народа. Наталья устала стоять, дожидаясь своей очереди в кассу, и почти прокляла грядущее свидание. Хотелось уже не шампанского, а валяться в постели и смотреть телевизор, что-нибудь романтичное, с Хью Грантом и Джулией Робертс или, на худой конец, Сандрой Баллок, хотя она ей не очень нравилась, есть конфеты и запивать огненным кофе. Хотелось веселого безумия! Поменять аватарку в «Одноклассниках», заказать на ночь лимузин и кататься по ночному городу, размахивая шелковым шарфом, чтобы тот развевался, как у Айседоры Дункан… или Маты Хари? Кто там был женой Есенина?

Кажется, все-таки Мата Хари. И потом она погибла, удушенная собственным шарфиком, намотавшимся на колесо лимузина… Кажется, так…

Или все-таки Айседора? Стоя в вяло продвигавшейся очереди, Наталья хотела быть то Айседорой, то Матой. Предполагаемая трагическая кончина щекотала нервы, заставляя представлять себя в гробу, в белом хитоне, окруженной рыдающими поклонниками, среди которых как пить дать будет и Сергей…

— Девушка, можно быстрее?

Она опомнилась и шагнула вперед. Когда озверевшая от тупости покупателей кассирша пробила покупки, Наталья направилась домой, осторожно ступая по обледеневшему асфальту. Тонкое пальто, которое она накинула прямо на халат, почти не давало тепла. В доме, окруженном голыми, скрюченными деревьями, призывно горели окна мягким теплым светом.

Когда она уже потянула на себя тяжелую входную дверь, откуда-то сбоку метнулась смазанная тень, напугав до полусмерти. Женщина застыла, выронила пакет, успев услышать, как хрустнуло стекло.

Тень наклонилась над ней и странным, каркающим голосом произнесла:

— Надо поговорить.

Алла заглянула в чашку, прислушалась к своему организму и решительно поднялась с места.

— Пойду, пожалуй, — сказала она. — Вызови мне такси.

Кофе было выпито целое море. И хотя врачи решительно запрещали, она никогда их не слушала. Подумаешь, кофе… Чай, по слухам, куда вреднее. Так почему чай можно, а кофе нет?

Непутевая дочь засуетилась и даже предприняла робкие попытки оставить мать ночевать. А когда Алла отказалась, залезла в холодильник и стала выгребать оттуда продукты. После долгого разговора по душам она как-то оживилась и перестала умирать душой.

— Не надо мне ничего, — возражала Алла. — Куда ты складываешь?

— Мам, ну, а кому это все есть теперь? Я же по инерции в магазине набрала как всегда — и только дома сообразила, что кормить некого. Возьми. Сама съешь или папа, когда приедет из своей Риги.

Ирина торопливо набивала пакет продуктами, нервно сметая с полок почти все. Пакет такого не выдержал и лопнул по шву. На пол моментально вывалились сосиски, выкатилась банка шпрот.

— Ира, перестань, я ничего не возьму.

— Ну мам!

— Не мамкай. Не возьму, я сказала. У нас лифт не работает, думаешь, много счастья тащить сумку на третий этаж?

Дочь проворчала что-то под нос и вновь стала запихивать продукты в холодильник. Алла наблюдала за ней с легким снисхождением, а про себя думала: «Вот, опять я осталась с ее проблемами один на один. Муж уехал к родственникам и когда вернется — неизвестно. Хотя, может, и к лучшему, что его нет. Начнет громыхать, да еще на разборки понесется, а ему волноваться после инфаркта нельзя. Значит, опять сама…»

Вот уже много лет Алла, как орлица, старалась уберечь дочь от жизненных разочарований, зорко следя за всем, что творилось в ее жизни, но при этом вмешиваясь лишь в крайних случаях и с невероятным тактом, отчего Ирина считала, что решения принимает самостоятельно. Так в свое время она выбрала балетное училище, заболев танцами после просмотра «Лебединого озера».

В театре был аншлаг. Спектакль давали приезжие звезды, фамилии которых шестилетняя Ира не запомнила. Разве что одну — Лиепа, причем для себя она постановила, что это никакая не фамилия, а имя красивой тети, которая танцевала лебедя. Гулкие стены театра, заполненные невнятным людским гомоном, казались таинственным дворцом. Внимание привлекла громадная хрустальная люстра, в которой переливались огни тусклых ламп, и сказочный бархатный занавес, бордовый, с желтыми кистями.

Хрустальная люстра вдруг потускнела и погасла, а занавес разъехался в стороны. Люди мгновенно затихли и завороженно уставились на сцену. Ира все оглядывалась назад, туда, где из будки осветителя вырывались мощные лучи прожекторов.

Грянула музыка. И на сцене началось волшебство.

Она смотрела вперед, совершенно очарованная происходящим, не замечая, как поглядывала на нее мать. Мир перестал существовать, растворившись в трагической истории любви прекрасной лебеди. И несмотря на свой возраст, Ира поняла, что в финале царевна-лебедь умирает, но даже смерть показалась ей прекрасной.

— Когда вырасту, стану балериной, — серьезно сказала малышка после спектакля, когда мать надевала ей шапку с неудобной завязкой под подбородком. — Такой же красивой, как тетя Лиепа.

Мать фыркнула и ничего не ответила. А потом повела ее в балетную школу, куда втайне сходила за пару недель до премьеры. Именно там, оттачивая у станка первую позицию, Ира и узнала, что Лиепа — совсем даже не тетя, а дядя, и зовут его Марис. В то время великий танцор уже находился в опале, на гастроли ездил редко. Ира, очарованная ролью Одилии, совершенно не заметила гениального танцора и уж точно не знала, что наблюдает его закат. Все, чего ей хотелось в тот момент, — это пачка и тиара, украшенная драгоценными камнями, как у настоящей царевны.

Дочь выросла, получила свою пачку и тиару, вот только царевны-лебедя из нее не вышло. Да и принц Зигфрид из Сергея получился так себе. Ни чести, ни достоинства. Одна здоровая мужская похоть.

Бедная девочка. Бедная маленькая девочка.

— Мам, что мне делать? — тихо спросила Ирина.

— Да ничего, — отмахнулась Алла. — Бог даст, все само как-нибудь образуется.

— Но если я не хочу «как-нибудь»? Если я хочу, чтобы все стало хорошо?

Мать улыбнулась и стиснула ладонями щеки дочери, отчего ее губы выпятились вперед.

— Деточка моя, чтобы все было хорошо, ты должна сама определиться, чего хочешь, а чего нет. Ты еще не поняла, будешь жить с Сергеем или вытолкаешь его взашей.

— А если я не знаю? — невнятно пробубнила Ирина.

— Значит, жди, когда поймешь. Это может и месяц длиться, и два, а может за один день решиться. Ты хочешь, чтобы он вернулся?

— Нет, — ответила Ирина, подумав.

— Ну, вот…

— Но одна я тоже не хочу!

— Да уж, — фыркнула Алла. — Задачка с двумя неизвестными… Я потому и говорю: поживи, успокойся, а потом сама поймешь.

Застегнув сапоги, она приняла пальто из рук дочери и быстро натянула его на себя. Ирина посмотрела на стройную фигуру матери и вздохнула. Так похожи, и такая разница. Мать всю жизнь прожила с отцом в счастливом браке, в то время как она сама…