— Пятьдесят. Чего ты докопался? Я тебе сказал: ничего не было!

— Не было?

— Ну… вообще-то не помню, — смутился Дима. — Хотя, если б было, наверняка бы вспомнил.

— Это аргумент, — хмыкнул Лом.

Чай пили молча. То есть Леха еще пытался острить на тему внезапно вспыхнувшего романа между сорокалетней журналисткой и солистом «Вервольфов», но тот тему не подержал, а под конец и вовсе разозлился, обозвал друга дебилом и ушел допивать чай в гостиную, поближе к телевизору. Леха, пребывая в хорошем настроении, сидеть один не желал и приплелся следом. Они вяло поболтали, что было бы неплохо выступить в клубе на Хэллоуин, посмотрели фильм, потом еще один, а потом с дачи приехали Димкины родители, голодные, замерзшие и явно не в духе. Гость, застыдившийся, что столько съел, немедленно засобирался, нудно объясняя, что у него вообще-то свидание.

— Я тебя провожу, — сказал Дима.

— Да тут рядом, пара кварталов, у рынка, — возразил Леха.

— Ничего, воздухом подышу. С кем свидание-то?

Друг многозначительно показал глазами на родителей и, вежливо попрощавшись, вышел за дверь. Дима схватил куртку в охапку и двинулся следом.

— Ты надолго? — спросила мать в спину.

— Не знаю. На полчасика. Может, на час.

На улице было так холодно, что дух захватило. Леха стоял у дверей, раскуривал сигарету, заслоняя хрупкий огонек зажигалки от ветра.

— Что за баба-то? — спросил Дима. — Или ты так сказал, чтоб уйти?

— Не, я правда к бабе, — ответил Лом, задрал голову к небесам и поежился. — Снег, наверное, пойдет.

Дима тоже посмотрел вверх, но, кроме черноты, ничего не увидел, хотя воздух был… таким. С предвестием осадков.

Скоро зима, с тоской подумал он. Вроде бы только что было лето, и даже осень поначалу баловала, а потом — бац, и первый снег, который по всем законам должен непременно растаять, превратившись в бурую жижу, поскольку тепло в прощальной агонии еще дает понять, что ушло не навсегда. Но борьба с каждым днем становится все слабее и слабее, лужи стягивает ледяной коркой, а трава, желтая и красная, по утрам подергивается белой пудрой сверкающего инея. Димке стало грустно.

— Так что за баба? — повторил он. — Я ее знаю?

— Вряд ли, — усмехнулся Леха. — Не в тех кругах вращаешься, чтобы с ней знакомиться.

— То есть я не в тех, а ты в тех?

— И я не в тех. Я ее давно знаю, еще с прошлой жизни.

— Чьей? Ее или твоей?

— Ее, конечно. У меня жизнь и сейчас такая. А она… Ну, высоко взлетела.

— Что ж она тогда с тобой встречается, если сама так высоко, а ты — так низко? — поинтересовался Дима. Лёха оскалился, выставив на обозрение дыру в верхних зубах.

— Да ей со мной трахаться просто нравится. И всегда нравилось. Она периодически устраивала себе выходные: то от мужа, то от любовника. Я, может, и не обладаю полным набором самца-искусителя, но бабу на себе так повертеть могу, что она визжать от восторга будет.

— И что она? — спросил Дима. — Визжит?

— А куда денется? Еще как, хоть уши затыкай. Мы как-то устроились с ней в постельке, а тут муж. Я в шкаф, муж в койку. И скажу тебе, он как мужик слабенький оказался.

— Ты наблюдал, что ли?

— Не, только слышал, — фыркнул Леха. — Я ж с ней с шестнадцати лет трахаюсь и знаю, когда она от кайфа стонет, а когда — притворяется. Ну вот, с ним притворялась.

— А с тобой нет?

— Со мной нет.

— Так у вас, наверное, все серьезно, — предположил Дима. — Раз ее никто не удовлетворяет, то ваши перепихоны — это, возможно, судьба. Может, ты еще и женишься?

— Не, — мотнул головой друг. — Не женюсь. Мне с ней хорошо, просто и понятно, но это же только в койке. А жить как, если знаешь, что твоя жена — законченная б…дь и даст любому, у кого бабки есть? Я так не могу, Димас. Что мое, то мое, и баста!

— Тогда, наверное, лучше оставить все как есть.

— Да знаю, — вздохнул Леха. — Только иногда наваливается такая тоска, что жить не хочется.

Остаток дня Наталья проревела дома, уткнувшись в подушку. Ей было плохо, больно, гадко, но самое неприятное то, что она чувствовала себя отвергнутой, чего в жизни почти не приходилось испытывать. Однажды, еще в школе, она влюбилась в парня. Он был хорош собой и, по всеобщему мнению, «вылитый Юра Шатунов». У Натальи потом на долгие годы сложился эталон мужской красоты. Самец считался красивым, если превосходил лицом сиротку Шатунова.

Школьный красавчик до эталона чуть-чуть не дотягивал, что не помешало Наталье влюбиться по уши. Она долго бегала за ним, томно смотрела на переменах и даже посвящала ему стихи, глупые, по-детски наивные, с простенькими рифмами, подбрасывала записки и молчала в телефонную трубку. Все испытанные на других средства были брошены на штурм этой крепости Исмаила.

Средства были использованы. Крепость устояла.

Она тогда тоже долго плакала, рвала тетрадки со стихами и не понимала, как он мог променять ее на тощую выдру с цыганской шевелюрой, на которой потом и женился. Оправдания, что ему, видите ли, не нравятся блондинки, Наталью не устроили.

Сегодня произошло то же самое. Она была разбита, раздавлена и чувствовала себя грязной, выброшенной на обочину. К прочим огорчениям добавилась шуба, вывалянная в грязи, с надорванным рукавом. Когда женщина выходила из такси и шла домой, прижимая к груди мокрую сумку, соседи чуть ли не из окон вываливались.

Скоты!

Наталья лежала в ванной, шевелила под водой распаренными розовыми ступнями и все думала, думала, как отомстит, заставит корчиться в муках и сожалеть, но в голову лез всякий бред. И только финал видела четко: она выходит из сверкающего лимузина и поднимается по красной ковровой дорожке куда-то высоко, окруженная вспышками фотографов, и в этот момент из ликующей толпы выскакивает Сергей с букетом красных роз и, упав на колени, просит ее руки. А звезда с холодным достоинством выдергивает свою руку, поднимаясь все выше. И только шлейф ее атласного платья ползет следом белой волной…

Эта картина так понравилась, что Наталья даже высунула руку из воды и несколько раз отрепетировала отточенное движение, которым будет отвергать Сергея. Пальцы в мыльной пене выглядели премило. Да, пожалуй, так и поступит, как только представится возможность.

Решение несказанно улучшило настроение. А потом позвонил любовник из категории запасных и предложил провести вместе вечер, после чего она совершенно утешилась.

В холодильнике нашлась кое-какая еда, а вот любимого шампанского не было. Будь это кто-то из солидных мужчин, с которыми она привыкла проводить время, Наталья не стала бы даже волноваться. Но здесь был особый, безнадежный случай. Любовник едва на водку наскребал, так что рассчитывать на элитное шампанское не было смысла.