— Приятно знать, что ты всё ещё можешь чувствовать.

— Я не монстр, Грейс.

Дверь лифта открылась, и они вошли внутрь.

Грейс повернула голову, когда двери закрылись, и намеренно убрала волосы со шрама.

— В ту ночь в Ньютон-Крик всё выглядело совсем не так.

То место. Она назвала его. Открылась. Он убил у неё на глазах, и она никогда не сможет стереть этот образ из своей памяти, никогда не сможет смириться с тем, что мужчина, которого она любила, мог пересечь эту черту.

— Это было — ты или он. Я выбрал тебя. Он был далеко не невинным человеком.

— Не надо. — Она предупреждающе подняла руку. Было достаточно трудно смириться с тем, что он мог лишить жизни; она не хотела знать, что он сделал это ради неё. — Это не делает это правильным.

Увидев его снова, она поняла, что так и не оправилась по-настоящему ни от одного из переживаний, которые определили её жизнь — мать умерла у неё на руках; открытие, что её отец мафиози. Чезаре похитил и напал на неё и держал в заложниках с ножом у горла, пока Рокко не сделал, как он приказал. Ей всё ещё снились кошмары о лезвиях, пронзающих её тело. Она всё ещё чувствовала тёплую кровь матери на своих руках. Всё ещё просыпалась, от того что видела лицо Рокко, искажённое гневом, страхом и беспомощным отчаянием.

— В этом мире нет ничего правильного, — вздрогнул он, закрыв глаза. — И если бы у меня был выбор…

— Выбор есть всегда, — с горечью сказала она, обрывая его.

— Ты имеешь в виду сбежать? Этот выбор означал бы мою и твою смерть. Ты это знаешь.

Она действительно знала это. От мафии не сбежать. Не спрятаться. Как только вы стали частью семьи, было очень мало обстоятельств, при которых вам разрешили бы уйти. Ещё меньше для члена банды Де Лукки. Бойцы слишком много видели, слишком много знали, слишком много сделали.

— Как ты нашёл меня?

Он пожал плечами, и она поняла, что никогда не получит ответа. Не то чтобы она в нём нуждалась. Этим городом владела мафия.

— Почему ты здесь?

— Я хочу… — Рокко нажал кнопку «Стоп», и лифт резко остановился.

— Что?

— Я подумал, ты солгала мне. Он провёл указательным пальцем по её подбородку, посылая восхитительные мурашки по телу. — Я не смог смириться с мыслью о тебе с Бенито.

— Я никогда не лгала тебе, Рокко. — Она посмотрела на его красивое лицо, и ей внезапно захотелось прикоснуться ко всем его шрамам, провести пальцами по щетине, поцеловать его в щеки, в подбородок, в чувственные губы. Она хотела прикоснуться к нему, снова попробовать его на вкус, пережить прошлое, которое, как она знала, должно было остаться позади. Невозможно было не испытывать к нему влечения. Он излучал харизму и сексуальную привлекательность. Они установили связь четырнадцать лет назад, и время нисколько не ослабило его притяжения.

— Я не могу смириться с мыслью о тебе с кем бы то ни было. — Он взял её за подбородок и наклонил так, чтобы она посмотрела в его красивые тёмные глаза с золотыми крапинками. От тепла его руки у неё подкосились колени, и ей пришлось напомнить себе, что теперь у неё новая жизнь. Та, что свободна от мафии и сопутствующей ей драмы. Он был частью мира, который почти уничтожил её, и лучшее, что она могла сделать для себя прямо сейчас, это прекратить это.

— Чего ты хочешь?

Рокко никогда не был большим болтуном, но, казалось, он изо всех сил пытался выразить себя, как будто его переполняли эмоции, что в значительной степени было тем, что она чувствовала сейчас.

— Грейси…

Она почти растаяла от прозвища, которое он использовал для неё, когда они были вместе. Звук на его губах вызвал воспоминания о жарких, потных ночах, его большом сильном теле, накрывающем её, шёпоте в темноте, нежных руках, мягких губах и его толстом, твёрдом члене. Он познакомил её с сексом так же, как и со многими другими вещами: нежно, мягко, полностью сосредоточившись на её удовольствии, пока она не была готова взлететь.

— Ты единственный человек, который когда-либо называл меня Грейси, — тихо пробормотала она, прижимая его руку к своей щеке ладонью. — Я скучала по этому имени.

Его предупреждающий рык заставил осознание пронзить её, вырывая дыхание из лёгких. Его взгляд, горячий и голодный, опустился на её губы, как будто он точно знал, о чём она думает.

— Хорошо. — Она вздохнула и попыталась взять ситуацию под контроль. — Как насчёт того, чтобы начать всё сначала? Привет, Рокко. Рада тебя видеть. Я скучала по тебе. — Последние два слова сорвались с её губ, прежде чем она смогла их поймать, и её тело двигалось почти само по себе, сокращая расстояние между ними, пока они не столкнулись, губы не соединились в диком поцелуе.

Его руки запутались в её волосах, сжимая мягкие пряди, грубо притягивая её к себе. А потом они снова стали одним целым. Зубы, губы, языки и дыхание восстанавливали связь, которую они потеряли шесть лет назад. Его поцелуй был всем, её миром, её жизнью, биением её сердца, воздухом, нектаром для её души. Его язык проник сквозь барьер её губ, и она приняла его, поглотила его, сжимая руками его рубашку, притягивая его ближе.

Всё. Вышло. Из-под. Контроля.

Он застонал ей в рот, прильнул к ней своим твёрдым, подтянутым телом, привалил к стене лифта, пока каждый дюйм его тела не прижался к каждому дюйму её.

Так близко она чувствовала запах виски в его дыхании, лёгкий привкус никотина и чего-то ещё. Он чувствовал себя так, словно был создан для того, чтобы соответствовать ей, как будто они, наконец, стали единым целым.

— Рокко, — прошептала она, когда они, наконец, разорвали поцелуй. Грудь вздымалась, руки блуждали, бедра двигались.

— Молчи. — Его рука соскользнула с её волос, чтобы обхватить за подбородок, удерживая её неподвижно, пока он насиловал её рот, выпивая её, как будто умирал от жажды. У неё закружилась голова, и она не могла вспомнить, нужно ли ей дышать, или почему мигает красный свет в лифте, или нужно ли её ногам что-то делать, кроме как дрожать, как желе.

— Обними меня за шею, dolcezza (*сладкая, итал., прим. перев.).

Она скользнула руками по его плечам, прижимаясь к нему, стремясь всем телом к его теплу. Он был таким сильным. Такой большой. Такой горячий. Его мышцы такие твёрдые. Он без усилий