– А что в ней такого? – забеспокоилась мама.

– Ничего страшного, – успокоил я, – просто необычно. Мне нужно подолгу издавать звуки, которые называются мантрами. Вы не против?

– Хорошо, что у нас комнаты в разных концах квартиры, – сказала сестра, – но всё равно закрывай дверь. Мне хватает твоей гитары.

С того вечера я стал ежедневно тратить по полчаса на мантры. Гитара, которую ругала Таня, давалась тяжело. Видя, как я мучаюсь с самоучителем, отец договорился с одним из лейтенантов, живших в однокомнатных квартирах первого из наших домов, и тот показал мне, как пользоваться инструментом, а заодно настроил мою гитару. Сейчас я пытался по памяти разучить одну-единственную мелодию, которая наконец начала получаться.

С выполнением своего плана тоже неплохо продвинулся. Вчера записал события девяносто восьмого года и закончил вторую тетрадь. В школе всё как-то успокоилось. Незаметно для себя я выбился в лидеры класса, оттеснив Валерку Дегтярёва. Мне это было не нужно, но не спорить же с классом, тем более что это лидерство проявлялось только в отношении одноклассников и не давало никаких преимуществ. Я по-прежнему на большинстве уроков планировал свои вечерние записи и приносил домой в дневнике пятёрки, радуя родителей. Были и четвёрки, но редко. Девчонки вроде угомонились, а Люся с Леной дружили как прежде.

Сегодня было воскресенье, и на завтрак собралась вся семья. Обычно у нас во время еды не разговаривали, но по воскресеньям это правило часто нарушалось.

– Нина говорила, что ты знаешь анекдоты, – сказала мама. – Она узнала об этом от сына.

– Он рассказывает анекдоты всей школе, – выдала меня Танька. – Говорят, рассказал даже Новикову.

– Ты рассказал директору анекдот? – не поверила мама.

– А что, директор уже не человек? – прожевав макароны по-флотски, ответил я. – Подошёл ко мне в вестибюле и спрашивает, правда ли то, что я рассказываю в школе анекдоты. Я их к тому времени уже мало рассказывал, но не врать же? Потом спросил, приличные или нет и попросил рассказать один. Ну я ему и рассказал.

– И что? – заинтересовалась мама.

– Посмеялся и пошёл рассказывать учителям. Как раз была большая перемена.

– А нам расскажешь? – спросил отец. – Говорят, смех продлевает жизнь.

– Слушайте, – сказал я. – Сын говорит матери, что больше не пойдёт в школу. Она его спрашивает почему, а он отвечает, мол, ну её, эту школу. Опять Кузнецов будет бить учебником по голове, Васильев начнёт целиться из рогатки, а Воронин поставит подножку. Не пойду. А она ему говорит, что ты, сынок, должен идти. Во-первых, уже взрослый, сорок лет исполнилось, а во-вторых, ты же директор школы.

– И он смеялся? – спросила мама.

– Вы же смеётесь.

– И где он только их берёт! – сказала сестра. – Наши мальчишки вытянули из него десятка три.

– Чаще ходи в библиотеку, – посоветовал я.

– И все приличное? – спросил отец.

– Неприличного нет, – ответил я. – Есть недетские анекдоты, но я их не рассказываю. Например, что мозги и грудь у женщины напоминают сообщающиеся сосуды. Чем больше одно, тем меньше другое.

– Глупый анекдот, – обиделась мать, у которой груди были приличных размеров. – Лучше тебе вообще это прекратить.

– Я сам не считаю его умным. И вообще, сейчас редко рассказываю анекдоты.

– А что ты пишешь по вечерам? – спросила мама. – То не было от нас секретов, а теперь появились!

– Рассказы в жанре фантастики, – соврал я, – но пока получается плохо. Как только из-под моего пера выйдет что-то хорошее, тебе первой принесу почитать.

– Сильно разбрасываешься, – сказала Таня. – И спорт, и музыка, и петь скоро начнёшь, а теперь ещё и рассказы. Не хочешь записаться в наш ансамбль?

– Мне хватит и вальса, – отказался я. – Где я буду танцевать вашу мазурку?

– А что за мелодию ты играл вчера вечером? – спросила Таня. – Красивая. Я раньше не слышала.

– Разучиваю одну песню, чтобы спеть на дне рождения, – ответил я. – Я смогу пригласить на него друзей?

Мои дни рождения отмечались в обязательном порядке. Сначала садились за стол семьёй, потом мы с сестрой уходили, а родители приглашали Платоновых и продолжали застолье уже сами, поставив на стол бутылку водки. Пили на таких посиделках чисто символически, и бутылки хватало на два-три раза.

– Конечно, пригласи, – согласилась мама. – Можно не только мальчиков.

– В него влюблены многие девчонки, – засмеялась сестра, – только, наверное, не те. То носил им портфели, а теперь после уроков бегут с Сергеем домой.

– Дожди, потому и бежим, – сказал я. – Что за радость гулять по такой погоде? Я даже велосипед уже не беру.

– Мы, наверное, через год отсюда уедем, – сказал отец. – Когда ездил в штаб округа, был разговор о моём переводе в Прибалтику с хорошим повышением в должности. Но подполковника уже не дадут и года через два уберут на пенсию. Так что, если предложат, я откажусь. Доработаю здесь, а потом поедем на Дон к старикам.

Я знал, что его демобилизуют в феврале следующего года. В той жизни это вызвало радость, сейчас я не испытывал ничего, кроме грусти. Не хотелось уезжать из этого микрорайона в лесу, но, как и в прошлый раз, от моего желания ничего не зависело. Ладно, до этого ещё больше года. Я задумался. Мою ложь о писательстве следовало чем-нибудь подкрепить. Написать, что ли, рассказ из тех, которые хорошо запомнились? Мальчишкой я много прочитал их в журнале «Техника молодёжи», но, на мой искушённый взгляд, все они были слабыми. К тому же я не знал, когда их написали. Позже уже не любил читать рассказы, предпочитая большие по объёму произведения. А перестроечная литература вообще не годилась. Попробуй принести в любую редакцию что-нибудь вроде «Фугу в мундире». Разврат и махровая антисоветчина! Отец мигом вылетит из армии, а на то, что сделают со мной, просто не хватало фантазии. Отца и так чуть не выперли со службы, когда он после поездки на Украину критически высказался о сельскохозяйственной реформе Хрущёва. Об этом стало известно нашему особисту – пьянице и большой сволочи. Завели дело, и отца спасла только отставка генсека. Выдавать чьи-то произведения за свои – это та же кража, но я решил, что ради спасения мира можно поступиться принципами. И потом, если у меня всё получится, реальность должна измениться, как и жизни миллионов людей нашей страны. Даже если все писатели моей реальности останутся писателями и здесь, они напишут другие книги. Я решил не связываться с рассказами, а позаимствовать у Головачова небольшую повесть «Хроновыверт». В ней одним из главных героев был мальчишкой и нет антисоветчины, так что в редакции должны съесть.