– Известная уважаемая фирма, – кивнул Гущин. – На юридическом петербургском форуме ваши коллеги – частые гости.

Герман Лебедев снова кивнул равнодушно и отбросил сигарету. Когда он говорил, на его щеках возникали ямочки. Это, с одной стороны, представляло контраст с его мужественной внешностью, твердыми чертами, а с другой – лишь добавляло привлекательности.

Катя запретила себе пялиться на него вот так – в открытую…

Ах, как она понимала сейчас Анаис!

Трудно устоять.

Почти невозможно.

Даже когда он мрачен и безразличен. А когда появляется, как рыцарь, чтобы защитить вас? Когда улыбается вам? Когда закрывает вас колетом от нескромных взглядов, от позора? Крепость сдается сразу, гарнизон счастлив умереть за одну его улыбку, за одно его слово.

Он глянул на нее. Можно утонуть в этих серых глазах. Но сейчас там… что? Не поймешь. То ли дымка боли, то ли сигаретный дым.

– Хорошо. Спасибо, – сказал Гущин. – Пока все. Если возникнут вопросы, мы к вам обратимся.

Герман Лебедев снова кивнул им. Повернулся и пошел в офис.

Они медленно побрели назад – мимо лужайки, где так и не прибавилось гостей. Но зато там сейчас выступали цирковые артисты.

Пустая поездка, думала Катя. Немного узнали мы в этой «Аркадии».

Но… все изменилось в единый миг.

Кто опять сказал, что реальность и природа не терпят повторов? Все снова повторилось. Затрещали кусты и…

Им преградила путь темная фигура. Кате померещилось, что это он… Титов восстал из мертвых и явился к ним сюда, чтобы…

Белая маска лиц, черные провалы.

В следующий миг она узнала Нелли. Та накинула на свой карнавальный костюм Белой Коломбины длинное черное пальто.

– Соловья баснями кормят, – произнесла она тихо, оглядываясь туда, куда ушел Герман Лебедев. – А лебедей… Что он вам тут наговорил. Надо же, сама сдержанность. Ничего… совсем ничего. Ну, мужики, ну, лгуны.

– Нелли, вы что, подслушивали в кустах? – спросила Катя.

– Ну, виновата. Но интересно же. Мне страх как интересно было, что он вам расскажет. И потом, ведь Анаис убили… Пусть и не подруга она мне, но… я от нее ничего, кроме добра, не видела. Она нормальная девчонка была, добрая. Пусть и дурочка влюбленная.

– А он что, нам неправду сказал?

– Он вам вот столько сказал, – Нелли жестом показала пальцами «чуть-чуть». – А про самое-то интересное умолчал.

– А что самое интересное? – Катя ощутила, что она тоже… вся захвачена предстоящими сведениями о нем.

– Знаете, как его тут у нас за глаза называют? – спросила Нелли. – Черный Лебедь.

– Черный Лебедь? – переспросил Гущин.

– Ага. И со всеми смыслами. Видели, какой он? У нас тут каждая вторая и из персонала, и из клиенток всех возрастов готовы… он лишь бровью поведет, они все рады на шее у него моментально повиснуть. Я сама… что лукавить… У меня только парень есть постоянный, мы живем, так что… Но и я бы не устояла, если бы он только намекнул. И никто бы не устоял, если бы он захотел. Любая бы с радостью. Но он здесь ни с кем никогда, понимаете? Никогда ничего не было. Он чувства хозяйки Аллы щадил. Может, у него на стороне баб вагон – так оно и есть, наверное, но здесь, в клубе, никогда раньше. Алла его бешено ревнует. Ей же за шестьдесят, ему сорок. У нас тут болтали…

Нелли облизнула губы, словно сладкого чего-то вкусила. Катя подумала, что патологические адские сплетницы – находка для полиции.

– У нас болтали, что она денег уйму заплатила, ну, чтобы ребенка как-то… якобы у нее где-то в Италии в клинике яйцеклетки… ну, чтобы они с Германом ребенка. Это в ее-то возрасте. Баба с катушек слетела. И он ее, наверное, щадил. Может, даже и жениться планировал. Она же так богата. Но все это было до, понимаете?

– До чего? – спросил Гущин.

– До той поножовщины. До их дуэли с Титовым из-за нее. – Нелли округлила глаза и перешла на шепот: – Она-то, Анаис, конечно, поплыла. Влюбилась в него насмерть. Но и он тоже…

– Что он? – Катя уже умирала от любопытства.

– Черный Лебедь-то наш. Тоже поплыл.

– То есть? Что вы хотите этим сказать, Нелли?

– А то, что он… это самое… Я думаю, это все потому, что он ее сиськи голые увидел в такой ситуации. Ну, когда с нее все сползло, и она стояла перед ними… перед охраной – сама беззащитность, сама невинность. У мужиков же ничего не поймешь порой. Они и сами не знают – всю жизнь уверяют себя, что им нравятся лярвы худые, красотки-модели, а потом бац… Взял и на пышке женился. Ну, как Шон Бин – хозяин Винтерфелла. Я говорю вам – он, Герман… его самого как током в той ситуации шарахнуло. Ее сиськи, соски торчком. Вообще все – и то, что он защитил ее и что ранили его из-за нее. Кровь же ручьем у него текла. И она смотрела на него так, словно умереть за него готова. А мужики сорокалетние… я где-то читала… они в принципе не могут устоять, если девчонка моложе на двадцать лет и влюблена в них сильно. Он и не устоял.

– Это ваши догадки? – уточнил Гущин. – Умозаключения? Или есть что-то конкретное? Факты?

Нелли ухмыльнулась накрашенным ртом Коломбины.

– Я их видела. И слышала. И это произошло не сразу. Неделя примерно прошла. И он неправду вам сказал – Анаис больше в зал исторического фехтования, где он саблей махал, не приходила. Она до той стадии дошла в этой истории, когда предмет обожания уже избегают, потому что… сил уже нет. Поклоняются издали. Молча. Как божеству. А вот он… он стал приходить туда, где она занималась. Я его видела – стоит на галерее и вниз смотрит. А они там в йоге все. Или в зал для танцев тоже зайдет. Словно дела какие-то. Ну а потом… это произошло. Это самое. На моих глазах.

– Вы что, за ними подглядывали? – спросила Катя.

– За Анаис бы не стала. Смех один. Но за ним… Черный Лебедь… он всех нас тут интересует. Я не удержалась. Это случилось там, – Нелли махнула рукой в темноту. – Она пришла на конюшни. Она ездить верхом пыталась. Ей самую спокойную конягу нашли, старого пони. Такая милота, хохма. Она стояла, ждала, пока его оседлают и выведут в падок.

Герман Лебедев подошел к ней сзади.

– Здравствуй, Анаис.

Она оглянулась. Ее лицо моментально вспыхнуло.

– Жарко было опять в тот день, – рассказывала Нелли. – А он как и сейчас – люди в черном. Он всегда в черном костюме. Или в этом своем белом колете для фехтования. Знает, что ему это чертовски идет. Но там, у конюшен, он был без пиджака – только белая рубашка и жилет от тройки. Анаис в костюме для верховой езды вся взмокла, раскраснелась.

– Здравствуйте.

– У тебя тут занятия?

– Да.

– Я не помешаю?

– Нет. Я… я давно хотела вам сказать…