– Садитесь, гости дорогие.

Потом села сама и усмехнулась:

– Как за партой.

Стол был придвинут к стене, и мы правда оказались рядом, как в школе.

– Не хотел бы я с тобой за одной партой сидеть.

– Почему?

– Ты бы мне списывать не давала.

– А ты что, двоечник?

Мы препирались вяло, будто выполняя правила какой-то игры. Я почувствовала, что начинаю замерзать, и поежилась.

– Холодно? – заметил это Витька.

Я кивнула.

– Что-то ты одета не по сезону, – сказал он и скользнул пальцами по моей руке выше локтя.

Я задрожала еще сильнее и, скрывая это, вскочила:

– Сейчас оденусь.

Я вытащила из шкафа теплый свитер и натянула его прямо поверх платья – вопросы сочетаемости меня сейчас волновали мало.

– Что же так холодно, – пожаловалась я.

– Мне кто-то рассказал: директриса специально велела низкую температуру поддерживать – типа, для здоровья полезнее.

– Ничего себе – полезнее!

– А я думаю, – хитро продолжал Витька, – на самом деле для того, чтобы в таком морозильнике поменьше романов завязывалось.

Я смутилась и не нашлась, что ответить.

Вода кипела и расплескивалась по столу. Я выдернула вилку из розетки и бросила в чашку пакетик чая.

– Кажется, где-то тут стакан был... – засуетилась я, скрывая за бурной деятельностью нарастающее смущение.

Стакан нашелся в ванной. Я налила в него воды, но возвращаться не спешила, взглянула на себя в зеркало: глаза сумасшедшие, но макияж Снегурочки еще держится, и даже волосы не растрепались. Сделав глубокий вдох и такой же выдох, я вернулась в комнату:

– Не знаю, можно ли в стакане воду кипятить. Не лопнет?

– Не успеет, – успокоил Витька. – А ты знаешь, что на костре можно в бумажном стаканчике яйцо сварить?

– Как это?

– У воды теплопроводность высокая, поэтому она забирает все тепло огня. А так как температура кипения воды сто градусов, бумага не загорается – ее температура воспламенения выше.

Слушая весь этот высокоумный бред, я думала, что Витька, наверное, тоже смущен, раз несет такую ахинею. И, отвлекшись, опять пропустила момент, когда вода в стакане закипела.

– Выключай! – вскрикнула я и осеклась: – Ой, сейчас всех перебужу...

– Да кто спит-то, – успокоил меня Витька. – Все Новый год отмечают.

И тут я некстати вспомнила, что у меня имеется соседка! А если она сейчас заявится?

Я прислушалась – несмотря на его заверения, стояла тишина. Мы и сами говорили шепотом, даже не замечая этого.

– Так мы будем пить чай?

Витькин голос вывел меня из ступора: я снова засуетилась, бросила в стакан второй пакетик и даже нашла в себе силы пошутить:

– Очень удачно – зеленый чай надо заваривать именно при температуре семьдесят-восемьдесят градусов.

– На ощупь температуру определила? – съязвил он.

– Все гораздо проще, – невозмутимо отозвалась я. – Три минуты после кипения. Запомни.

– Да мне ни к чему, я вообще зеленый чай не люблю.

– Значит, судьба моя такая, – притворно вздохнула я. – Пить чай из стакана без ручки.

– Почему?

– Черный я в чашке заварила.

– Тут так холодно – стакан быстро остынет, – «утешил» Витька.

Он поболтал в чашке пластмассовой ложечкой, размешивая сахар, и смущенно спросил:

– А покушать у тебя ничего нет? А то я после этого фуршета так есть хочу...

Действительно, в неравной борьбе с голодными гражданами нам удалось схватить лишь по бутерброду с сыром и стаканчику с газировкой, заменявшей шампанское.

– Есть, – обрадовалась я. – Мне мама еще печенья насовала, орешков каких-то...

Я вытащила со дна сумки припасы и поняла, что тоже не прочь перекусить.

– Чай остывает, – предупредил Витька, глотнув из чашки.

И мы приступили к ночной новогодней трапезе.

– У тебя елочка? – вдруг обратил внимание он.

– Только заметил?

– Конечно, она же крошечная.

– Зато у нас настоящий Новый год, – сказала я и бережно переставила свою малышку с тумбочки на стол.

Витька тем временем совершил странный маневр – поднялся, обогнул стол и остановился за спинкой моего стула. Я занервничала, в полной мере осознав, какое это неприятное чувство – когда кто-то стоит у тебя за спиной.

– Ты что? – попыталась обернуться я, но он положил мне руки на плечи:

– Ты когда-нибудь пробовала шампанское?

– Да, – растерялась от неожиданности я. – На прошлый Новый год...

– И как тебе?

– Не понравилось, – машинально ответила я.

Что происходит? Неимоверным усилием воли я собрала стремительно разбегающиеся мысли и тоже спросила:

– А ты пробовал шампанское?

– Да, – сказал он и поцеловал меня в висок.

На меня напала откровенная паника – я сейчас буду целоваться? А вдруг у меня не получится, и Витька посмеется, что я совсем маленькая и не умею? С Серегой у нас до поцелуев дело не дошло, что лишний раз доказывает...

Додумать я не успела – он поцеловал меня в краешек губ, и это оказалось совсем нестрашно. Правда, от волнения я не поняла, приятно ли.

– Лис, – шепнул он. – Лисенок...

Я мужественно перенесла поцелуи, а на «Лисенке» сломалась – к глазам подступили слезы. Я изо всех сил старалась не всхлипнуть, но он все равно заметил.

– Плачешь? Извини... Я тебя обидел... – испуганно бормотал Витька. – Правда, извини...

Он схватил меня за руку, но в этом жесте уже не было никакой нежности.

– Нет, – сквозь выступившие слезы улыбнулась я. – Все нормально...

Он потянулся за стоявшей на столе чашкой и сделал несколько больших глотков. От долгого лежания чайного пакетика вода в ней стала бурой, как в банке с водой на рисовании, когда мы разводили коричневую краску.

– Горячий? – спросила я.

– Да.

Я забрала у него чашку и тоже сделала глоток – чай был горьким и остывшим.

Витька плюхнулся обратно за стул и снова схватил меня за руку:

– Лис... А ты раньше целовалась с кем-нибудь?

– Нет, – не стала врать я. – А ты?

– В летнем лагере с одной девчонкой.

– У тебя в каждом лагере по девчонке? – нервно усмехнулась я.