Разматывать наш клубок начнем с самой доступной ниточки, а там видно будет.

Обратим внимание на вещь очевидную: главное действие в общении — передача сообщений. Вдумаемся в само слово, оно говорит само за себя: со-общение. Вокруг этого и будет крутиться наш разговор. Как передаются сообщения? Как они принимаются и понимаются разными адресатами? Как они должны быть упакованы, чтобы дошли до нужного места в нужное время и чтобы их не перехватили по дороге? Как вести информационную войну, перехватывая и разряжая сообщения противника? Эти вопросы приходится непрерывно решать любой человеческой общности с первых моментов возникновения человека разумного.

Тысячи лет накапливался и систематизировался опыт успеха и ошибок в решении этих вопросов, он откладывался в коллективной памяти, в преданиях, записывался в сказках и балладах, в трактатах и летописях. В последние два века эти вопросы стали предметом научных исследований, а за наукой, как известно, следует технология.

В принципе, одновременно с технологией научное знание в этой сфере должно было дать образование. Но так не получилось. Сильные мира сего постарались ограничить распространение этого знания, наложить на него гриф «для служебного пользования». Это понятно, потому что создание и передача сообщений есть главное средство господства. Поэтому при всех режимах между властью и народом идет борьба за свободу сообщений (свободу слова). Иногда это борьба глухая, иногда шумная, очень часто политический спектакль (борьба за передел собственности на слово).

* * *

Здесь мы не будем разбирать политическую сторону этой проблемы, а будем говорить о доступных для нас, в нашей нынешней реальности, каналах передачи сообщений и о тех навыках этой деятельности, которые нужны для успешного решения конкретной задачи объединения русского народа. Значит, речь будет идти о таких сообщениях, которые восстанавливают и укрепляют связи, объединяющие людей в народ. Те, кто стремится преодолеть разделение народа и залечить раны, вступают друг с другом в общение с целью связать порванные нити национальной солидарности, а если не удастся, то создать новые.

Как идут потоки сообщений этого типа? Как и сообщения других типов во времени и пространстве. Народ — общность долгоживущая. Многие виды связей, соединяющих людей в народ, требуют постоянного получения сообщений из прошлого. И не только получения, но и распространения таких сообщений среди современников, а также отправки их в будущее нашим детям и внукам (в виде устных рассказов, книг, песен, картин). Из прошлого, от предков, мы получаем традиции, накопленное ими неявное, неписаное знание, опыт ошибок и достижений, как он преломился в сознании того времени. В будущее мы посылаем эти сообщения, окрашенные нашими собственными мыслями и чувствами, горечью наших ошибок и радостью наших достижений. Так люди разных поколений связываются в народ во времени.

Для нас это измерение в потоке сообщений очень важно потому, что в большой программе демонтажа русского народа одним из направлений главного удара как раз и был разрыв поколений.

Разрушалась коллективная память, причем на всех ее эшелонах и краткосрочная (люди уже смутно помнят, что происходило в 1995 г.), и среднесрочная (многие уже верят, что большевики свергли царя), и долгосрочная на очень большую глубину (многие считают, что Русь испытала нашествие монголов-мусульман). Поскольку общая, в главных пунктах согласованная историческая память служит важным скрепляющим народ цементом, противодействие ее разрушению, разбор уже обрушенного и починка поврежденного — одна из задач объединительного движения. А значит, содержание какой-то части тех сообщений, которые оно должно создавать и распространять. Народ, у которого отняли память, превращается в человеческую пыль.

Точно так же надо восстанавливать и расчищать те каналы, по которым шел поток сообщений тем поколениям русских, что идут нам на смену. Они будут жить в новой реальности, решать проблемы, которые нам еще неведомы, но уже сейчас ясно, что в обозримый период человечество еще будет разделено на нации и народы, культуры и цивилизации, а значит, и на страны разного типа. Если наши потомки утратят свой национальный тип, потеряют русский взгляд на мир, свойства русского ума и русское художественное чувство, то есть перестанут быть русскими, то незаметно для себя они утратят и свою землю. В общем, исчезнут с лица земли как народ, растворятся.

Кое-кто не видит в этом ничего страшного или даже радуется такой перспективе — мол, еще один неправильный народ будет стерт с карты мира. Но для большинства русских такая перспектива нестерпима, и угрозу ее мы обязаны предотвращать. В данный момент надо наладить снабжение наших детей и внуков такими сообщениями, которые бы оживляли и укрепляли в их сознании и чувствах образ России, ее красоту и совесть, которые бы воспроизводили в них русские черты. Это тоже большая задача, ведь для таких сообщений требуется в значительной мере новый язык, совместимый с тысячелетним ядром русского языка, но и снабженный новыми словами и образами, способными описать вихри враждебные, что веют над нами именно сегодня и еще не утихнут завтра.

И все же поле наших основных, срочных действий — общение в актуальном времени, между собой и с теми нашими современниками, которые своими действиями и побуждениями решают судьбу народа и страны. Ведь совершенно очевидно, что и народ, и страна находятся сегодня на распутье. Они колеблются, выбирая путь. И в этот момент неустойчивого равновесия нельзя отмалчиваться. Сейчас исход этих колебаний может решить небольшая сила, и пока что действуют силы слова, а не дубины. Но это слово надо уметь сказать в обстановке, когда к фатальному выбору нас толкают целые армии квалифицированных краснобаев, снабженных радиостанциями, телекамерами и миллионными тиражами своих газет.

* * *

Каково же пространство тех сообщений, которые должны вырабатывать и передавать люди, близкие к русскому объединительному движению? В его социальном измерении это пространство можно грубо разделить на три части — свои, колеблющиеся, чужие. В каждой категории есть, конечно, более тонкие различия. Например, чужие делятся на потенциально своих и на убежденных противников. В национальном измерении пространство общения делится на пространство русских, нерусских и антирусских.

Наложение этих двух классификаций дает более детальную картину, например, вовсе не все русские — свои. Довольно многие из них вовсе не хотят объединения русских и считают для себя выгодным сбросить балласт — всю ту массу русских, которых они считают неприспособленными для жизни в энергетической державе, что они пытаются построить (если Боливар не выдержит двоих, то Труба тем более не прокормит 143 миллионов ртов).

Наконец, в географическом измерении пространство нашего общения тоже будет неоднородно. Оно сразу делится на две части — Русский мир и иные. Граница между ними размыта — многие иные примыкают к Русскому миру, частично живут в нем и будут с нами общаться как русские (например, сотни тысяч выпускников советских и российских вузов почти по всему миру и их близкие). Но даже и в ядре Русского мира, среди тех, кто говорит и думает по-русски, пролегли географические и государственные границы. Одни живут в Российской Федерации, то есть ядре исторической России, другие в Латвии или на Украине, третьи стали гражданами США. Даже если они считают себя русскими, они составляют особые части русского народа, какие-то пучки их связей с целым разорваны. Это не может не сказаться на характере общения.