Главный дознаватель проследил за направлением моего взгляда.

– Что ж, – произнес он совершенно будничным тоном, – мой дом недалеко. Значит, эту ночь мы проведем вместе.

* * *

Дом главного дознавателя, трехэтажный, аккуратный, с белоснежной отделкой окон, располагался чуть в стороне от основных улиц Веньятты с их роскошными дворцами, укрытыми от высокой воды и глаз горожан непроницаемыми оградами. Новые острова, обжитые несколько десятков лет назад, отличались широкими улицами и уютными внутренними двориками, где жители высаживали деревья и кустарники, создавая для себя столь редкие в Веньятте зеленые уголки. Спокойное, тихое место, надежно защищенное от непогоды.

Пока главный дознаватель возился с магическим замком на неприметной входной двери, я позволила себе отступить в сторону, любуясь разбитым под окнами первого этажа маленьким розовым садом. Сладковатый аромат едва распустившихся бутонов смешивался с запахом моря и ночной прохладой. Пальцами, затянутыми в плотные перчатки, я скользнула по нежным лепесткам, вспоминая, какими они были на ощупь тогда, когда прикосновения еще не стали недопустимыми.

Все что угодно, лишь бы не замечать того беспокойства, которое породили слова главного дознавателя. «Эту ночь мы проведем вместе». Он мог, не должен был иметь в виду ничего… такого. Но слова коменданта, туманные намеки иренийца, полный жалости взгляд, украдкой брошенный на меня чинторьерро, – все это поднимало внутри волну леденящего страха.

Разумеется, я знала, что бывает с женщинами-заключенными, которых не защищали суеверия и страх перед ментальной магией. Слышала их крики, приглушенные тюремными стенами, грубые окрики и смех охранников или законников – иногда одного, а иногда и нескольких. Никто не протестовал, никто не вступался. За решетками тюрьмы Бьянкини можно было позволить себе все что угодно.

Но хуже всего было другое – я чувствовала. Беспомощность, страх и отчаяние жертвы бывали так сильны, что я не могла не улавливать их отголосков, беззвучная мелодия которых эхом отдавалась в моей голове громче полных боли криков. И я, слишком чувствительная, слишком открытая любому ментальному контакту, невольно разделяла с ними каждую секунду вынужденной близости. Разделяла – и, сжавшись в комок на жесткой кровати, прикусывала губу до крови, чтобы не взвыть от собственного бессилия.

Наклонившись к цветку, я полной грудью вдохнула его запах, отчаянно цепляясь за ускользающие воспоминания, наполненные теплом и светом. Не так ли пахла безмятежность – розами и соленой водой, когда мы с Дари, моей любимой младшей сестренкой, устроили пикник в тени старой башни на одном из маленьких островков Веньятты. Цветущие кусты надежно скрывали нас от посторонних взглядов, и мы, растянувшись на цветастом пледе, ели нагретый солнцем виноград, взрывавшийся во рту сладким соком…

Детство, спокойное, тихое, беззаботное детство, когда жизнь казалась простой и понятной, а будущее – брак с Аурелио Меньяри, переезд в Ромилию, рождение наследника и прочие заботы первой леди земель – не таило в себе сюрпризов. Ни ментальной магии, ни тюрьмы, ни серийных убийц, ни главного дознавателя с его черной энергией и странными, туманными намеками.

– Да, это не то, к чему вы привыкли. – Голос Паука вернул меня в настоящее.

Я подняла голову, встретившись с ним взглядом. Главный дознаватель стоял на пороге дома и пристально наблюдал за мной. Он был мрачен: губы сжаты в тонкую линию, брови сведены. Я почувствовала исходящее от него раздражение.

– Мой дом мало напоминает дворец с видом на Большой канал, достойный наследницы старейшего рода Веньятты. Но должен вас разочаровать – дворца не будет. Поэтому не стоит так наглядно демонстрировать, насколько простое жилище недостойно вас.

Ощутимая неприязнь, сквозившая в его голосе, задела меня. С языка чуть не сорвался едкий ответ, что в последние годы мне стала куда привычнее крошечная холодная камера с маленьким окном, куда лишь изредка заглядывало солнце, но я сдержалась.

– Извините, господин главный дознаватель. Я задержалась, чтобы посмотреть на цветы, – спокойно произнесла я и зачем-то добавила: – Мне нравится это место. У него особая атмосфера. Всего в нескольких улицах отсюда волнуется и шумит старая Веньятта, рокочут волны Большого канала и южный ветер назло городским фонарщикам задувает огни в светильниках, а здесь… – я обвела рукой тихий благоухающий внутренний дворик, – здесь словно бы идет совсем другая жизнь. Простая. Тихая. Спокойная.

Я медленно поднялась по ступенькам и, чуть обернувшись к Пауку, показала на светлый силуэт старой сторожевой башни, возвышавшейся над красными черепичными крышами.

– Мы с сестрой иногда бывали здесь в детстве, еще до того, как остров полностью застроили и соединили с Веньяттой. У старого моста – сейчас его облицевали белым камнем – держали замечательную пекарню, где выпекали самые вкусные булочки из всех, что я когда-либо ела. А на крыше дома напротив была небольшая терраса, где каждый день с утра до вечера сидела пожилая вдова, как и полагается, вся в черном. Почтенная женщина приходилась матерью зеленщику, лавка которого находилась на первом этаже, и он устроил для старушки маленький сад. – Я чуть улыбнулась, вспоминая темную фигуру под кружевным зонтиком, застывшую среди кадок с розмарином, базиликом и листьями салата, величественную, словно первая леди. С нашего излюбленного места у розовых кустов было отлично видно, как она сидела в кресле, подставляя изрезанное морщинами лицо ласковому летнему солнцу. – Мне кажется, у нее был очень достойный сын. Должно быть, она им гордилась.

Я обвела взглядом маленький уютный дворик, черепичные крыши и высокие крылечки. В воздухе витал нежный запах роз. Через арку, ведущую к каналу, слышался приглушенный плеск воды и крики чаек. Я любила этот город именно таким: умиротворенным, притихшим после дневной суеты, исполненным какой-то невероятной неги, от которой сладко щемило сердце.

– Вы видите только одну сторону Веньятты – парадную. Ее вы назвали городом лжецов, городом подлых торговцев в дорогих одеждах. Но Веньятта – это не только надменные лорды и богатые дворцы, скрывающие за ярким фасадом грязь, нищету и мрак, словно безобразное лицо под карнавальной маской. Веньятта – это еще и тихая жизнь простых людей, которые, может быть, любят розы или радуются солнцу. Ваша неприязнь мешает вам увидеть все краски города – его настоящие цвета, его истинный облик. Его душу.

Я осеклась, почувствовав взгляд Паука. Он смотрел на меня с каким-то странным выражением лица, и я поспешила пройти в дом, чтобы скрыть смущение, вспыхнувшее в душе от моего внезапного порыва откровенности и последовавшего пристального внимания главного дознавателя.

* * *

Щелчок пальцев – и в небольшой прихожей вспыхнули масляные светильники. Для наследника рода Эркьяни главный дознаватель действительно выбрал себе довольно скромное жилье. Узкий коридор заканчивался крутой внутренней лестницей, уводящей на верхние этажи дома, слева от входа темнел дверной проем, ведущий, по всей видимости, в столовую или гостиную. Пристроив плащ на вешалку у двери рядом со стойкой для зонтов, Паук, не говоря ни слова, прошел внутрь.