Максим подбежал к двери, взял протянутый ему лист бумаги. Еще не читая, понял: от Аллы. Подошел к окну. Каллиграфически красивый почерк Аллы он не спутает ни с каким другим. Текст письма был написан на одном листе, больший объем не разрешается. «Максим, мой любимый! – После первой строки накатила горячая волна, глаза заблестели. – Пишу тебе у себя в школе. У меня уроки закончились, решила сразу написать и отправить тебе это письмо, чтобы ты успел его получить до Нового года. Прежде всего, хочу сказать: о нас не беспокойся, у нас все хорошо. Артем закончил полугодие хорошо. Почти все пятерки, только одна четверка по биологии. Он тебя очень ждет. Ты для него кумир. Оксану записала в бассейн, она сама напросилась. Да я и не против: надо ее немного укрепить. Денег нам хватает, часто приходит твоя мама, помогает мне.

Была в больнице у Плешкунова. Это ужасно! У него сломана шейка бедра и вообще много переломов, но голова целая. Он сказал, что его «выключили». Так и сказал: «Меня выключили, видимо, надолго». Это, наверное, какой-то профессиональный термин. И еще он просил, что во всем надо следовать советам адвоката. Адвокат попросил меня, чтобы я сделала копии твоих дипломов и удостоверений твоих правительственных наград. Его ходатайство об изменении тебе меры пресечения суд не удовлетворил.

У нас в школе, в коллективе, собираются на Новый год – вечер в небольшом кафе. Я не пойду. Там все будут со своими мужьями, а что я приду одна? Врать, что ты в загранкомандировке, я не хочу, а говорить правду… хотя, наверное, все равно об этом узнают. Но я этого стесняться не буду. Я знаю, что ты не преступник. Это какие-то негодяи хотят тебя упечь в тюрьму, только не пойму, за что?

Адвокат сказал, что суд будет после Нового года. Я его спросила: «Эдуард Исаакович, скажите честно: какие шансы?» Он ответил честно: «Шанс есть, но очень маленький». После этого пришла домой и весь вечер ревела. Даже Оксанка спросила: «Мам, а чего у тебя глаза такие красные?» Сказала, что чистила лук. Я боюсь идти на этот суд.

Максим, мой любимый, запомни: ты мой единственный, на всю жизнь. Что бы с тобой ни случилось, я с тобой, я буду ждать. Если тебя сошлют в колонию, я приеду, буду рядом. Я с твоей мамой говорила, она меня поддержала.

Пока все. Поздравляю тебя с наступающим Новым годом. Держись.

Целую. Твоя Алла».

Максим долго смотрел в серое небо, чтобы слезы, выступившие на глаза, не увидел сокамерник. Один воробей сел на подоконник и внимательно смотрел на Максима, ожидая очередных крошек. Повертел головой, затем стукнул клювом по камню, чирикнул и улетел.

Максим сел на кровать, невидящим взглядом уперся в пол, продолжая держать письмо в руке.

– От бабы, что ли, маляву притаранили? – спросил Сергей усмехнувшись. Максим поднял на него тяжелый взгляд, но ничего не ответил. – Ну, я думаю так: попадешь на зону, загуляет она. Все они… п-падлы… на передок…

Максим резко вскочил с кровати, подскочил к сокамернику, схватил его за грудки и встряхнул:

– Слушай, ты… Еще одно слово вякнешь о моей жене, придушу! Мне терять нечего.

– Д-да ты че? Я же так… не о ней, а в общем.

– Ты понял меня?! – Максим смотрел на зэка, глаза его полыхали недобрым огнем.

– Да понял, понял…

– Все, замри! – Максим оттолкнул сокамерника, тот не удержался на лавке, упал.

– Бешеный, – буркнул Сергей, поднимаясь с пола и с опаской косясь на Максима.

В тесной тюремной камере сидели двое: начальник тюрьмы, габаритный «шкаф» с челюстью неандертальца, с тяжелым, мутным, как у быка, взглядом, и Самур, с азиатским скуластым лицом, похожим на морду волка. Такое оригинальное место для встречи было выбрано хозяином заведения, «чтоб не мешали». На столе стояла литровая бутыль самогона и нехитрая закуска: соленые огурцы, толсто порезанные куски запеченного мяса, зелень. Начальник тюрьмы на правах хозяина угощал коллегу.

– Ахмед, да ты ешь, ешь. Мясо деревенское, в магазине такого не купишь.

Текла неторопливая беседа «за жизнь».

– …И ты знаешь, сидельцы пошли, блин, такие борзые, – жаловался начальник тюрьмы Самуру, – то «почему постельное белье полмесяца не меняете?», то «почему щи кислые?».

– Распустили народ, – мрачно подтвердил собеседник.

– Вот! А еще эти общественные защитники, правозащитники, активисты из организации… ну, недавно создали… как ее?

– НКО.

– Да. Заходят в тюрьму как к себе домой, права качают! Интеллигентишки небитые! У меня вообще при слове «интеллигент» рука сама тянется к дубинке. – Начальник тюрьмы на треть налил самогон в граненые стаканы. – Ладно, вздрогнули.

Чокнулись, выпили. Начальник тюрьмы закусывать не стал, только занюхал пучком укропа.

– Хорошая у тебя тюрьма, – заметил Самур, – чисто, тепло.

– А как же! – довольно воскликнул начальник тюрьмы, – за порядком слежу. Всю систему лично построил: смотрящие, прессовальщики, стукачи, шестерки. Работает как часы. И за все время, что я здесь, ни одного побега. Даже попытки.

– Здорово! А ты слышал о побеге у Гундарева из ИВС? Какой-то военный оприходовал конвойных и сбежал из автозака в центре города.

– Слышал. Абрамыч сам виноват. Набрал шелупонь, даже сопроводиловку для конвоирования зэков составить не могут. У тебя-то как дела? – остановил тяжелый взгляд на собеседнике.

– Гаврилыч, отлично! Объект большой, оборудован по последнему слову. Охрана вышколенная, я ей особенно и не занимаюсь. Начальник из краснопогонников. Туповатый, но это даже хорошо. Перетер с ним тему: «Хочу создать на объекте подпольный бойцовский клуб…»

– Подожди. Как создать? Ты же сам сказал, что объект особо режимный.

– А так и создам. То, что объект особо режимный, так это мне на руку: во‑первых, утечки информации не будет, во‑вторых, ни одна сволочь просто так с проверкой не полезет, пока разрешения добиваться будут, я успею все следы уничтожить.

– Хитро-о, – начальник тюрьмы выпятил нижнюю губу, покачал головой. – А откуда публику будешь набирать?

– Так… проверенных. Ко мне на бои с омоновцами уже сейчас генералы рвутся.

– Бойцами будут зэки?

– Конечно! Расходный материал, так что риска никакого.

– Голова! – начальник тюрьмы уважительно посмотрел на Самура.

– Поэтому у меня к тебе просьба, Гаврилыч: присылай мне материал хороший; хлюпиков, которые после первого же удара падают в отключке, не надо.

– Понял, Ахмед, сам буду отбирать.

– Спасибо. С моей стороны не заржавеет, обещаю. Кстати, можешь сам приехать, посмотреть бои. Некоторые, скажу тебе, цепляют, прямо как в кино.

– Что, и среди зэков есть профессионалы?

– Ну, не то чтобы профессионалы, но попадаются очень приличные. Был один недавно… Внешне – скелет, соплей перешибешь, но верткий, зараза! И ты знаешь, удары делал одним пальцем. Китайский бокс называется. Бил в строго определенные точки на теле. Ударит вроде несильно, смотришь, а омоновец глаза вылупит, как дурачок, и теряет координацию движений. Одного мордоворота так уделал, что «Скорую» вызывали.