Лежу здесь, как несчастная Алевтина… Нет, не «как», а это именно я — Алевтина. Никому не нужная, нелюбимая, приговоренная к смерти скотиной-киллером. И свою главную, единственную любовь в жизни я увижу только потому, что пообещаю ему чемоданы с золотом… Какие они все-таки сволочи! Слезы полились по щекам.

Теплые руки обхватили меня и прижали к широкой сильной груди:

— Что случилось?

— Он приехал только из-за золота!

— Т-ш-ш… Это все было и прошло. Успокойся, юла. Ты просто устала.

Горячие твердые губы мягко целовали мою зареванную физиономию, шею… А потом ниже, где было уже совсем другое существо, тихонечко, пока еще тайно откликавшееся на трепетные прикосновения. Я чувствовала, как меня отпускает напряжение этого долгого дня и этой длинной истории…

И вот я уже прямо-таки тону в облаке любви и нежности, в надежных объятиях своего мужчины, который может защитить и успокоить меня. Как никто другой. А он наклоняется все ниже и ниже, потом, не разжимая рук, переносит меня на гостиничную кровать и ложится рядом, обнажив гладкий, загорелый торс. Я тихонько, все еще шмыгая носом, глажу это чудесное тело, мокрыми, солеными губами целую красивое лицо. Только теперь, сегодня, мы по-настоящему вместе. Я подвигаюсь к нему поближе, попутно избавляясь от одежды… Он, наклоняясь, слабо, поддразнивая, прикасается губами к моей груди… Наше соединение сегодня совсем не похоже на страстные схватки предыдущих ночей. Сегодня все — лебяжий пух, нежность и мягкость, сладостное упоение взаимным обладанием, длительный, головокружительный полет…

«Жизнь прекрасна!» — подумала я, открыв глаза. Рядом со мной сопел самый красивый мужчина в мире, влюбленный в меня по уши. Но окружающие всегда норовят подпортить твою малину — и им это без труда удается. Затрезвонил мой мобильный, и я, не подозревая ни о чем счастьесокрушительном, взяла трубку.

— Маслова, жива? Вот не думал. Живучая, как крыса!

— Привет, Лев. А что со мной должно случиться?

— Ты не знаешь? Тебе что, никто не позвонил?

Предчувствие несчастья сдавило мне горло. С трудом преодолевая спазм, я хрипло спросила:

— Лев! Что случилось?

— В твою подругу Дашку вчера стреляли.

— Как?

— Спроси лучше — где. В твоей квартире! Эта дура вылезла зачем-то на балкон с биноклем. Вот там ее кто-то и зацепил.

— Боже мой!

Рядом зашевелился проснувшийся Александр.

— Она жива?

— Легко отделалась. Пуля попала в плечо, в мягкие ткани.

— Кто стрелял?

— Не знаю.

— Лев, ну пожалуйста! — взмолилась я, чувствуя, как сильная теплая рука обнимает меня за плечи. — Дашкин телефон и подробности!

— Телефон? У тебя нет ее мобильного?

— Есть, а она ответит?

— Почему нет? Я тебе говорю — легко отделалась.

— А подробности?

— Их милиция расскажет. Они тебя уже ищут, только не знают, где ты. Должна же была вчера вернуться!

— Я билет сдала. А телефон… — Александр виновато опустил свою взлохмаченную красивую голову мне на колени. — Ну, не важно.

— Где ты сейчас находишься?

— В гостинице. Со мной все в порядке, сегодня после встречи с Сухоруковым я вернусь домой, — затараторила я.

— Какого… тебе Сухоруков? Зачем?

— Я случайно наткнулась на важные документы, которые могут помочь следствию. Так получилось.

— Ты что, зал пресс-конференции с архивом МВД перепутала? Маслова, редактор — я. А ты подчиненная, ясно? Какое ты право имеешь самовольничать? Кто тебя просил совать свой пятак в это дерьмо? Сидела бы дома, подружка цела бы осталась. И еще. Лена записала тебя на заседание предвыборного комитета, теперь оно покатилось к черту! Это в тысячу раз важнее любой криминальной хроники! Я предупреждал тебя, подруга. Ты — уволена!

«Счастье есть, его не может не быть!» — утверждало радио. В принципе я была с этим согласна.

— Что случилось? Почему слезы? — нежно потянувшись ко мне, спросил Александр.

— В Дашку стреляли. И я теперь безработная.

— В кого стреляли?

— В мою лучшую подругу Дашку. У меня в квартире!

… Через минуту я услышала слабый Дашкин голос. Расстроенная очередной ссорой с Женькой, она помчалась ко мне, зная, что я должна вечером вернуться. Там напялила мой халат и решила развлечься, вспомнив мои рассказы о потрясающем брюнете из дома напротив. Вот и вылезла с биноклем на балкон. Никакого брюнета она не увидела, только почувствовала удар в плечо и увидела кровь… Потом только — боль…

Слегка всплакнув — сначала с Дашкой, явно очень испуганной, потом в объятиях все понимающего рыцаря Александра, я все же решила сначала закончить свои дела в Александрии.

— Алло, Павел Валерьевич, это Юля. Журналистка «Медиа-плюс», вы вчера мне телефон дали!

— Здравствуйте, Юля. Легки на помине. Уже на работе? Мои коллеги вас ищут.

— Да, я знаю, что случилось в моей квартире. Но это после. Я в Александрии, и мне срочно нужно с вами поговорить!

— Не сомневаюсь — вам будет что рассказать! Странная вы девица, Юля.

— Это конфиденциальная информация. У меня есть важнейшие сведения о смерти Алевтины.

— Опять сведения и опять важнейшие. Представляю!

— Это правда!

— Ладно, — нехотя согласился следователь. — Через час в управлении. Пропуск будет.

— Я не одна.

— С кем же?

— Со мной человек. У него тоже есть информация.

— Феноменально! И кто это?

— Александр Берсудский.

— Вы невыносимы! Опять Берсудский! Что вы вокруг него крутитесь?

— Он хочет кое-что рассказать.

— Только ради вас! Через час в двести втором кабинете!

Александр не спускал с меня выжидательного взгляда.

— Самодовольный осел! — пожаловалась я. — Ждет нас в управлении. И меня ищут его коллеги по поводу выстрела. Тоже мне — ищут! Я бы уже через час знала, где кто.

Я напялила строгий деловой костюм в серую клетку и затянула волосы в узел.

— Какая роскошная бизнес-леди! — восхищенно присвистнул Саша.

Пафосные коридоры УВД с их панелями, дубовыми дверями и канцелярскими запахами навевали щемящую тоску. Видимо, во мне, как в частице народа, глубоко в генетическом отделе подсознания все же гнездится тайная ненависть к синим мундирам. Это гнусное чувство впитано вместе с великой русской культурой, впаяно в сердцевину русского языка, культивировано интеллектуальными соратниками Солженицина и сиплыми голосами апологетов шансона. Но случаются в жизни ситуации, когда привычные пласты мировоззрения переворачиваются, и без этой самой милиции жить становится опасно и трудно.