Секрет скарабея: Исповедь журналистки - Елена Сутрова

Боже, как страшно! Черный ствол в метре от меня, жуткая пара обжигающих ненавистью гляделок без намека на зрачок. Это конец. Ну и влипла! Ох, уж эта дебильная привычка совать свой длинный нос во все зловонные щели! Сейчас он выстрелит, и прощай, моя глупая жизнь! Салат на кухне, любовь в доме напротив, работа… будь она проклята!..

…Какой-то невыносимый писк. Что такое? Телефон?! Мой мобильный! Фуу! — приснилось!

— Х-му?…

— Ты дома?

— А где же еще? — Обожаю такие вопросы.

— Оборзела, Маслова?

— Вот именно! У меня тут такой ужас…

— Самый неотвратимый ужас в твоей жизни — это я! Немедленно собирайся! Через час у тебя встреча с Митиным. Сам напросился на интервью! Понимаешь, что это значит? Митин!

— Да, Лев, — уже совсем проснулась я. — Но это же самоубийство! Мне бронежилет полагается и базука, как минимум. И почему я, а не Полухин? Он чемпионом был. По стрельбе из лука.

— Издеваешься? Какой лук?

— Он ничего не скажет!

— А ты на что? Раскрути его. Митин любит красивых баб! Намек поняла? И не дрейфь. Стал бы я ведущих сотрудников в расход пускать!

— Ну, спасибо, шеф. Дожила до светлого праздничка. Я, то есть, ведущий сотрудник? И красивая баба? Проговорился, Левчик!

— И побудь дурой — тебе это идет! Все, жду в редакции! Мяу!

Лев — мой редактор. Между нами — он голубой. Хотя по нему не скажешь. Никаких женских повадок, розовых свитерков и слащавых интонаций. Все эти комичные замашки в полной мере демонстрируют его бесконечные посетители, которые часами занимают пухлый редакционный диван в ожидании своего трудоголика-сердцееда. Но иногда у него появляются повадки капризной старой девы. И еще — это пошлое мяуканье по всякому поводу. Итак. У меня остается теперь уже только пятьдесят девять минут — минус полчаса на дорогу. Как выглядят красивые дуры? Эй, там, в глубине, просыпайся, сестричка! У нас мало времени!

Завтрак отпадает. Придется предстать перед монстром нефтяной мафии тающей от голода. Дальше. Что за одежда нынче в моде у глупых красавиц? Вопрос первый — принципиальный: юбка или штаны? Хотя думать нечего — кому, кроме гея-работодателя, можно понравиться в штанах? О да! Платье! Но только не это шелковое шлюшество, прожженное сигаретой еще на выпускном вечере! Боже, откуда я натаскала столько мещанских халатиков? Мать моя — чулки! Да еще целые! Откуда вы, ребятки? Ах да. Дашка забыла, когда ночевала… В чем она ушла? Да хоть голая — я же опаздываю!..

Надеть нечего! Абсолютно! Ладно, кофе все-таки выпью. Салат вчера собиралась делать, но спать завалилась: теперь есть чего поклевать — и без заправки пойдет. Под бутерброд с сыром. Закипай скорее, мой ненаглядный… А я пока умоюсь.

Мамочки, какую жуткую рожу показывает это гадкое зеркало! Вылитый Буратино! В субботу куплю новое.

«Чеддер» — это, конечно, вещь… В конце концов, какая разница, как я выгляжу? Я иду брать интервью у какого-то жирного борова, который, по слухам, к тому же на днях бесстыдно угрохал своего конкурента. Все об этом знают и все боятся. А я, хрупкая и беззащитная, лезу к нему в пасть.

Кстати, о пасти. Мне ни разу не попадалась фотография этого кандидата в убийцы. Как он может выглядеть? А как — Боров с необъятным пузом и обрюзгшим фасадом. Фу! И я парю себе мозги, чтобы понравиться этой свинье? Боже упаси!

Джинсы. Рубашка — синяя. Кроссовки. Волосы — расчешу, так и быть. Ну, ресницы подкрашу, как обычно. И блеск для губ незаметненький. Все!

Прекрасно. Теперь можно быстренько покурить на балкончике и обдумать план «Барбаросса».

Звонок. Кто еще в такую рань? Сколько раз себе говорю — купи определитель!

— Алло!

— Юльчик, как хорошо, что ты дома!

— Дашка, я на работу опаздываю. Срочное интервью.

— От меня Женя ушел!

— Радость-то какая! Извини. Сочувствую Мне еще вопросы придумывать…

— Заезжай после работы!

— Ты чулки у меня забыла.

— Да ну их!

— Тогда до вечера, если жива останусь…

— Что ты плетешь, дурочка?

— Потом объясню. Пока!

Из-за Дашки я так и не успела выкурить думательную сигарету. Отключив мобильник, чтобы избавиться от навязчивого контроля Льва, я, взглянув на часы, как ошпаренная, вынеслась на улицу.

Мчаться куда-то я терпеть не могу — даже если фантастически опаздываю. От такого кросса все-равно времени выиграешь не много, зато растрепанная прическа, покрасневшая морда и вспотевшее тело гарантированы.

До метро, слава богу, относительно недалеко, так что я почти надеялась успеть. Но судьба не смогла удержаться от того, чтобы не подставить мне изящную подножку…

Внезапно я увидела впереди красавца брюнета, которым любуюсь издали уже несколько месяцев. Он живет в соседнем доме — я часто вижу его на балконе девятого этажа дома напротив. На этот самый балкон, за которым я установила ежевечернее наблюдение, кроме него, не выходит ни одна живая душа, из чего я сделала вывод, что брюнет одинок.

Не раздумывая ни минуты, я догнала его, горько жалея, что все-таки не надела маленькое платьице с Дашкиными чулками и туфельками на каблуке. Подобный стиль всегда изумительно подчеркивает мои внешние данные. Но не упускать же такой случай из-за собственной вредности! Будем надеяться, что и в джинсах я не совсем урод, да и предательски длинный нос под чулками не спрячешь.

— Здравствуйте! Я ваша соседка по двору!

— Доброе утро, — пробурчал он, почти не оборачиваясь. Его тон невольно напомнил мне где-то вычитанную фразу: «Утро добрым не бывает».

Некоторое время я молча шагала рядом, а потом вдруг выпалила:

— У вас воду горячую отключают? А то у нас собираются — не все жильцы за услуги коммунальные рассчитались…

— Нет, — раздраженно отрезал брюнет.

Меня больно задела его невежливость. Может, он еще не проснулся и не видит, какая перед ним девушка? Но отступать было поздно.

— В воскресенье жильцы собираются протест выразить, ну, те, которые платят исправно. Не оставаться же без воды из-за других разгильдяев, — продолжала я молоть чепуху.

Он поднял на меня тяжелые, как гири, глаза. И голос у него оказался неприятный, с влажным клокотанием в горле. На пирамиду столь явных недостатков он водрузил еще язвительную интонацию, с которой и задал самый банальный из возможных в этой ситуации вопросов:

— А я при чем?