их было довольно велико. В годы с 1907-го до 1917-го издавались десятки народных журналов и газет, по большей части в Москве и часто лицами, связанными с Суриковским кружком. Например, в 1911 году в Москве выходили 14 народных газет и журналов, в том числе: «Доля бедняка» – народная газета, редактором которой был плотник Петр Травин; «Балалайка» – «народный журнал сатиры и юмора»[71], издателем и редактором которого была бывшая текстильщица Мария Чернышева (одна из немногих известных нам женщин – рабочих писательниц); «Думы народные» – еженедельный «народный литературный журнал», который редактировал Михаил Логинов до своей смерти в 1912 году; «Народная мысль» – журнал Суриковского кружка, который позиционировал себя как орган «писателей из народа»; «Родные вести» – журнал «трудящегося народа», который издавал и редактировал рабочий писатель Сергей Степанов (известный под псевдонимом Степан Брусков), опубликовавший произведения многих рабочих писателей. Среди более поздних изданий следует упомянуть ежемесячный журнал «Огни», который в 1912–1913 годах издавался бывшим токарем Николаем Ляшко совместно с объединением рабочих писателей, которое он организовал, и «Друг народа», который издавался Суриковским кружком во время войны. В других городах выходило меньше журналов, среди них заслуживает упоминания «Колотушка» – «литературный, сатирический и юмористический журнал» сапожника Петра Зайцева, который издавался в Твери в 1911 году. Хотя ни один из этих журналов не имел широкой читательской аудитории, все же закрывались они, как правило, из-за неуплаты штрафа, наложенного цензурой, или по решению правительства, а не по причине финансовой убыточности. Занимая довольно периферийное место в общей картине российской печати, народные журналы тем не менее, свидетельствуют о том, что растущая и обретающая уверенность «интеллигенция из народа» формировала свое собственное живое культурное пространство.

Народные журналы придерживались обобщенной, даже универсалистской, с явным морализаторским оттенком, концепции «народа», в которой отражалось особое или по крайней мере желательное место, предназначенное ему в развивающемся гражданском обществе и его культуре. Когда редакторы характеризовали авторов, которым предоставляли право голоса на своих страницах, они обычно избегали марксистской сосредоточенности на фабрично-заводском пролетариате и предпочитали нео-народнические обозначения, которые применимы ко всем, кто живет своим трудом: трудящиеся, труженики, трудовые слои, трудящийся класс, рабочий народ. Журнал Суриковского кружка «Друг народа», как мы видели, декларировал себя как друг «интеллигентов-народников», а также крестьян, рабочих, учителей, продавцов и «всех, кто сочувствует рождению интеллигенции из народа»[72]. Классовая борьба отвергалась иногда вполне открыто, как в редакторской статье из первого номера «Родных вестей», которая в 1910 году провозглашала: «В журнале не будет крика, не будет дерзких выступлений против того или другого класса»[73]. Подобные заявления отражали неонароднический гуманизм этих группировок, хотя не исключено, что они предназначались для того, чтобы успокоить цензоров. Но, даже воздерживаясь от свойственного марксизму классового подхода, редакторы подобных изданий, как правило, подчеркивали свою социальную и этическую самобытность. «Родные вести», например, извещали «рабочий люд», что с ними будут говорить на его языке, что главное для редакции – не писательское мастерство авторов, а желание, «не стесняясь формой изложения и почерком», предоставить слово тем, кто «обойден судьбой, кого тяготят неправда и зло»[74]. Другие народные журналы также декларировали, что их долг – предоставить простым русским людям возможность «воспевать горе и радость» народа, обеспечить их трибуной, с которой «прошедшие тяжелую школу трудовой жизни» смогут поднять голос ради «чисто народных интересов и в защиту попранных прав всех «униженных и оскорбленных», рассказать, как живется городской бедноте (во многих газетах имелся раздел для писем от фабричных рабочих), познакомить читателей с поэтами и писателями, которые, не имея образования, наделенные только «божьим даром», «воспевают горе и радость» простых людей, а также способствовать самообразованию и «духовному саморазвитию»[75].

Движение «Пролетарская культура»

После падения монархии и прихода к власти большевиков перед рабочей интеллигенцией открылись гораздо более широкие перспективы для личного и социального роста, по крайней мере перед той ее частью, которая с готовностью приняла руководящую роль большевиков в революции. В сфере культурной политики большевики приступили к преобразованию общества путем массированного, хотя подчас непродуманного и противоречивого внедрения и стимулирования пролетарской культуры и народного творчества. Пролетариат со своей стороны также проявлял немалую инициативу. Практически сразу после падения монархии в феврале 1917 года, во время Гражданской войны и в первой половине 1920-х годов наблюдался рост числа организаций, принимавших в свои ряды пролетарских писателей и других рабочих интеллигентов, а также числа печатных изданий, заинтересованных в публикации их произведений. Центральное место в этом движении занимал Пролеткульт, который, как показала Л. Малли, являлся не столько централизованной общегосударственной организацией, сколько открытым дискуссионным форумом, где могли сосуществовать различные индивиды и группировки, сообща продвигая культуру среди рабочих и силами рабочих, даже если их точки зрения на то, что такое культура, не всегда совпадали [Maliy 1990].

16 октября 1917 года, за неделю до прихода к власти большевиков, почти 200 представителей рабочих культурно-просветительских организаций, профсоюзов, фабричных кружков, кооперативов и членов социал-демократической партии и партии эсеров собрались в Петрограде, чтобы создать новое культурное объединение для рабочих. Идея создания подобного союза, объединяющего все пролетарские культурно-просветительские организации, была выдвинута и поддержана в середине августа 1917 года на Съезде заводских комитетов Петрограда, на котором А. В. Луначарский энергично возражал тем, кто считал «культурно-просветительную работу» всего лишь «десертом», ненужным излишеством рабочего и социалистического движения. Культурная работа, утверждал он, «так же необходима, как и другие формы рабочего движения» [Амосов 1927: 234]. Комитеты одобрили проект проведения конференции, которая и состоялась в октябре того же года под председательством Луначарского, вскоре ставшего первым народным комиссаром просвещения. Хотя инициатива проведения этой конференции исходила в основном от фабзавкомов Петрограда, лидерство с самого начала принадлежало группе интеллектуалов и рабочих интеллигентов, связанных с Луначарским и левым большевистским крылом, которая некогда занималась организацией рабочих школ на Капри и в Болонье. Двое рабочих – слушателей этих школ – Федор Калинин и Павел Бессалько, которые в 1912 году также состояли членами парижского кружка Луначарского «Пролетарская культура», сыграли основную роль в организации октябрьской конференции наряду с другими большевистскими интеллигентами, некоторыми видными пролетарскими писателями и активистами из фабзавкомов. По итогам этой конференции в середине ноября 1917 года возникло независимое объединение под громоздким названием Культурно-просветительские и литературно-художественные организации пролетариата, которое позже сократилось до аббревиатуры Пролеткульт[76].

При поддержке нового советского правительства и правящей партии большевиков (вскоре переименованной в коммунистическую) Пролеткульт разросся во всероссийскую сеть культурных клубов и ассоциаций, хотя его структура оставалась довольно диффузной. По мере того как Пролеткульт в 1918–1919