– Обещай, что позвонишь мне, если когда-нибудь будешь подыскивать другую работу, – сказал он. – Такой, как ты, я в любой день найду вакансию с зарплатой в тысячу раз большей, чем ты сейчас получаешь.

Он посмотрел на нее, дерзко выгнув бровь. Она потянулась за карточкой, но он, дразня, отдернул руку.

– Обещай мне, – произнес он нараспев, держа карточку вне досягаемости.

Она пообещала, ей ведь и в голову не приходило, что такое может случиться. Она была счастлива на своей тогдашней работе и не собиралась искать что-то другое. Она заботилась о своих клиентах, а они заботились о ней. Она умела решать технические вопросы, а заодно вникала в человеческие, что делало ее бесценной в той области, где люди обычно обладали либо первым, либо вторым навыком, но почти никогда обоими сразу. В сущности, бывший работодатель обратился к ней как раз по особой просьбе одного клиента. Она вспомнила о письмах от прежнего босса и коллеги, которые ждали ее в почтовом ящике. И все же, возможно, Трент знал о других, лучших возможностях. Может, он сумеет предложить варианты, о которых она не думала, которые дадут ей сейчас больше рычагов? Так ли уж плохо будет ему позвонить?

Водя кончиками пальцев по визитке, она ждала, пока уймется сердцебиение. Потом положила карточку в карман, раскрыла телефонную книгу, пролистала до «Бойетт, Джон и Зелл». На той же странице значились и их сыновья, хотя оба давно уже с ними не жили. Она набрала номер, думая о втором сыне Зелл, Тайе. Она однажды целовалась с ним в лесу за озером, рядом с тесной рощей деревьев, в которой обычно исчезали Дженси и Ивретт. Она целовалась с Тайем, потому что ей было скучно, потому что он подвернулся под руку и потому что она была полна решимости забыть Ивретта.

Она слушала, как телефон Зелл звонит в доме через две улицы от ее, и думала о том, что ни один поцелуй не имел достаточной силы, чтобы разрушить чары, которые наложил на нее Ивретт, ни одно желание не могло сравниться по силе с желанием заполучить его. Она обвела пальцем контур визитки в кармане. Она его заполучила, теперь ей просто нужно его удержать. Но Дженси больше не была угрозой ее браку. Угрозой теперь стала сама Брайт.

Прошло три дня. Я сказала маме, что просто останусь у Зелл, раз она предложила, – все лучше, чем скучать дома одной, так как мама вечно была на работе или сидела в больнице у Каттера. У Зелл оказалось не так уж плохо, если не считать того, что она постоянно говорила с людьми по телефону о Каттере. Она уходила в соседнюю комнату и понижала голос, но я могла разобрать достаточно, чтобы понять, что 1) это было самое захватывающее событие, которое случилось с ней за долгое время, и 2) дела у Каттера идут не слишком хорошо. Но знаете, что она мне говорила? Она мне снова и снова обещала, что у него все хорошо и что я скоро смогу его увидеть. Ненавижу, когда взрослые лгут детям.

Я хотела увидеть Каттера, пусть даже он без сознания и подключен к множеству трубок и приборов. Я хотела увидеть маму. Мне хотелось поскорее со всем покончить, увидеть тот взгляд, каким она на меня посмотрит, взгляд, полный абсолютного разочарования, от такого взгляда думаешь, уж лучше бы на меня накричали. Я хотела, чтобы она вслух сказала, что я все испортила и что из-за меня она потеряет работу и дом, который мы арендовали, и бог знает что еще. Я дважды разговаривала с ней по телефону, но оба раза недолго, и в любом случае она не стала бы вдаваться в подробности, когда рядом маячила Зелл. Мой день расплаты наступит позже, и от одной мысли об этом у меня сводило живот.

Зелл пыталась отвлечь меня, чтобы я не думала о Каттере и о том, как все ужасно. Она просила меня помочь на кухне, пыталась научить меня играть в карты и отвела в библиотеку, чтобы взять книги на ее библиотечный билет. Я сказал ей, что могу потерять книги, а она ответила, ну и ладно, она просто заплатит за них, если такое случится, но она сомневается, что это произойдет. Я была рада книгам. Они давали мне повод уйти в свою комнату (которая на самом деле была комнатой ее сына) и побыть одной. Но если я оставалась там слишком долго, Зелл стучала в дверь и спрашивала, все ли со мной в порядке и не хочу ли я чего-нибудь поесть или попить. Она всегда пыталась накормить меня.

Наверное, если бы мне пришлось где-то жить, это было бы не самое худшее место, где я могла бы очутиться, пусть она и поселила меня в комнату, которая пахла мальчишками. Зелл была милой, хотя и немного чудаковатой (мне нравится это слово), а с ее мужем, Джоном, было весело. Мы ужинали вместе, втроем, за столом, обсуждая новости, погоду и всякое разное – то, что, как мне всегда казалось, обсуждают за столом семьи. И иногда мне на мгновение казалось, что так будет всегда, что я смогу полностью превратиться в кого-то совершенно другого – в кого-то, кто вырос в таком доме, а не в «бельме на глазу» у соседей. А потом мне становилось стыдно, что я думаю о себе, особенно если учесть, что Каттер пострадал, потому что я думала только о себе. В такие моменты я шептала: «Прости» – и воображала, что Каттер, где бы он ни был, меня слышит.

Поздно ночью, когда Зелл и Джон думали, что я заснула, я на цыпочках подходила к окну в комнате их сына и смотрела на звезды в небе, направляя желание к каждой из них. И все мои желания были только о том, чтобы Каттер поправился. Я думала только о нем, а не о себе, заставляя свой мозг не думать о предстоящем учебном годе или о друзьях, которых у меня не было, или о том, смогу ли я когда-нибудь где-нибудь найти свое место. Я пообещала тому, кто создал эти звезды, что, если Каттер поправится, я никогда не буду заботиться ни о ком, кроме него. До конца моей жизни! И (по большей части) я верила, что это возможно.

Зелл вытащила табуретку в сад, собираясь прополоть сорняки и, неловко пристроившись на ней, вырывала несчастные растения с корнем (это занятие она находила очень даже терапевтическим), когда услышала приближающиеся шаги. В прошлые годы это обычно была тяжелая поступь Джона, пришедшего спросить, что подадут на обед, где лежит то-то и се-то, хотя он прожил в этом доме последние тридцать лет.

Но сегодня это был не Джон. Эти шаги были слишком легкими для него, маленькие шаги эльфа. Она повернулась, чтобы поздороваться с Кейли, чье присутствие быстро становилось привычным. Джон только вчера вечером предупредил ее, чтобы она не слишком привязывалась к девочке. Она отвернулась от него, занявшись помешиванием бобов, пока он не сдался и не ушел. Приятно, когда есть о ком заботиться, для кого готовить.

Вчера вечером она приготовила большой обед, такой же, какой готовила ее мама: стейк по-деревенски, картофельное пюре с подливкой, свежая кукуруза, стручковая фасоль и нарезанные помидоры. Она даже испекла печенье, чего уже сотню лет не делала. Кейли нравилась ее стряпня, и ела она за двоих. Зелл беспокоилась, что девочку дома плохо кормят, и решила заняться ее питанием.

На десерт она приготовила настоящий банановый пудинг, но выяснилось, что Кейли не любит бананы. Это было не страшно, потому что в морозилке лежало мороженое, и Джон с радостью умял банановый пудинг, хотя уже наелся. Она посмотрела на свой живот, выпиравший из-за пояса, затем подняла глаза и улыбнулась Кейли. Она поправила широкополую соломенную шляпу, чтобы лучше видеть девочку.