Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первого января Галина проснется к полудню. Спокойно примет душ и усядется пить кофе. Потом позвонит какой-нибудь одинокой подружке и протреплется с ней до обеда. А дальше они решат, что хорошо бы сходить в баню, а потом поужинать в японском ресторане. И запирая за собой дверь, Галина подумает, что в ее жизни все не так уж плохо. В конце концов, у нее есть здоровье, молодость и красота. И, что немаловажно, деньги. Она ни от кого не зависит и может наслаждаться свободой. В машине она даже замурлыкает какую-то прилипчивую песенку.
А Ника вечером, уложив мальчишек спать, сядет наконец с мужем у телевизора, нальет обоим крепкого, только что заваренного чаю, положит на тарелку пирожки – из тех, что удалось сберечь от буйной оравы гостей, и с удовольствием оглядит прибранную квартиру. Они будут сидеть долго, до позднего вечера, смотреть по телевизору все подряд и наслаждаться тишиной и покоем.
В общем, каждый будет проживать свою жизнь – кому какая отпущена.
Мадам умерла в пятницу вечером, в больнице. Кира с тоской подумала, что такие долгожданные выходные безнадежно пропали. А это значило, что отменяется утренний сон в субботу – долгий и сладкий, потому что надо ехать в квартиру к Мадам и искать белье и платье, копаться в ее шкафах. Ехать в больницу – отвозить вещи. Забирать из больницы то, что Мадам уже никогда не понадобится. Общаться с жуликоватыми агентами ритуальных услуг. Выбирать гроб. Заказывать отпевание. Обзванивать родню и знакомых (впрочем, насчет этого Кира сильно сомневалась). В общем, Мадам в очередной – и, скорее всего, последний раз, – как обычно, подложила свинью.
Ночью Кира спала плохо – оно и понятно, перед такими хлопотами. Утром в субботу набрала Нью-Йорк. Трубку снял Митя.
– Ну ты даешь, ночь на дворе! – сонным голосом возмутился он.
– Мать умерла, – сказала Кира.
– Да? – удивился он. – А почему?
Кира разозлилась:
– Да потому, что ей восемьдесят три года. Вполне весомая причина.
– Ну да, в общем, – согласился он.
Она слышала, что он вышел из спальни, закурил. Голос его окреп.
– Короче, тебе надо вылетать, Митя, – вздохнула Кира.
– Как ты себе это представляешь? – опять возмутился он. – Виза, билеты, как я успею?
– По-моему, все решаемо, – устало ответила она.
– Это тебе так кажется, – почти обиделся он.
– Ну, смотри, дело твое. Спокойной ночи, малыш.
Она сидела на кухне и смотрела в окно. По небу неспешно плыли тяжелые серые облака, обещавшие дождь. Кира налила в чашку кофе, закурила и опять взяла телефонную трубку.
Трубку на том конце взяли на седьмом звонке. Раздалось Каринино протяжное:
– Ало-у!
– Здравствуй, – сказала Кира. – В общем, умерла бабушка. Надо ехать в больницу и все оформлять. Отвезти в больницу вещи. Заниматься всем этим, короче говоря.
– Кир, ты что? – возмутилась Карина. – У меня четвертый месяц. Пузо тянет, тошнит, мне, знаешь, совсем не до этого.
– А мама? – спросила Кира.
– При чем тут мама? – резонно удивилась Карина.
– А при чем тут я? – спросила Кира. И положила трубку.
Она вошла в квартиру Мадам – и в нос ей ударил запах старости и пыли. Она прошла в квартиру, открыла настежь окна и сняла пальто. С портрета на стене на нее смотрела Мадам, как всегда, с вызовом и укоризной.
– Ну вот, моя милая, – сказала Кира. – Хочешь или не хочешь, а придется заниматься всем этим мне. Родственники у тебя еще те. Как всегда, соскочили. Впрочем, есть в кого.
Кира вздохнула, открыла шкаф и стала перебирать вещи. И вспоминать.
* * *
В лифте Митя обнял ее и сказал:
– Мадам – человек специфический, и это мягко говоря. Вообще-то она Бармалейша будь здоров! Но ты не тушуйся. А то точно сожрет.
Он рассмеялся и чмокнул Киру в нос. Она жалобно улыбнулась.
Мадам открыла дверь и долгим оценивающим взглядом посмотрела на Киру.
– В общем, так, мам. Это Кира, моя жена. Прошу любить и жаловать.
Мадам молчала. Было видно, что «жаловать» и тем более любить она вовсе не собирается.
– Почему сюда? – спросила Мадам.
– А куда? – удивился Митя. – Кира не москвичка, живет в общежитии.
– Ну, в этом я не сомневаюсь. – Мадам развернулась и пошла в свою комнату.
Кира растерянно стояла на пороге. Митя рассмеялся:
– Ну вот, я так и знал – испугалась!
Он взял ее за руку, и они зашли в квартиру.
Кире тогда было семнадцать. Студентка-первокурсница. Мама и папа в Калуге.
С Митей она познакомилась на улице – обычное дело. Встречались три месяца. Мотались по улицам, целовались в подъездах. В общежитии было строго – никаких гостей, тем более мужского пола.
Им казалось, что друг без друга они не проживут и дня. Выход один – пожениться, чтобы каждый день вместе, каждую ночь. И конечно же, на всю жизнь. Кто бы сомневался?
На следующий день Мадам отчеканила:
– О прописке не мечтай. Я не идиотка.
– А мне и не надо, – тихо ответила Кира.
– Ну, расскажи, – усмехнулась Мадам.
В общем, зажили. У них своя полка в холодильнике. Жили на две стипендии. В воскресенье Кира делала уборку – пылесосила, мыла кафель, плиту. Мадам выходила из своей комнаты и указательным пальцем проводила по поверхности мебели, проверяла на чистоту. Вечерами, по счастью, дома бывала редко – театр, подружки.
Хуже всего было в выходные по утрам, когда все сталкивались на кухне. Кира предлагала Мадам омлет, а та демонстративно разбивала на сковородке два яйца и жарила на соседней конфорке. Кира уходила в комнату и плакала. Митя утешал, смеялся и просил не обращать внимания.
Через полгода Кира поняла, что забеременела. Взяла в поликлинике справку – очень тошнило и кружилась голова. Полусидела-полулежала на высоких подушках. Открывала глаза, и на нее начинал падать потолок. Рядом с кроватью стоял большой эмалированный таз. Мити дома не было.
Мадам без стука вошла в комнату, села на стул напротив кровати. Обе молчали. Потом Мадам сказала:
– Это невозможно.
– Что? – спросила Кира.
Мадам кивнула на ее живот.
– Беги, пока не поздно, на аборт.
– Вы что, с ума сошли? – задохнулась Кира.
Та медленно покачала головой:
– Отец у Митьки был шизофреник. Там по всему роду идет эта болезнь. Через третье поколение. Страшные судьбы. Всю жизнь по психушкам. Его родная сестра повесилась. Брат прыгнул с моста. В шестнадцать лет. Он сам, Митин отец, всю жизнь на препаратах. Тяжелейших. Месяцами не вставал с кровати. – Она замолчала и тяжело вздохнула. – Ты этого хочешь?