– Ты на меня за что-то обиделся?

– Пошел вон!

– Но почему?! – возопил Миша.

Кажется, он совсем не хотел со мной ссориться. И даже испугался.

– После твоего репортажа о Марии бедную женщину едва не прикончили. Я еле успел вывезти ее из опасного места.

– Неужели?! – неискренне удивился Каратаев. – И где она теперь?

Я уже догадывался о причине, по которой Миша не хотел со мной ссориться. Он наверняка уже пронюхал об исчезновении Марии, и я для него был теперь путеводной звездой. Если я буду к нему благосклонен, он сможет снова выйти на след исчезнувшей было Марии и продолжить свою летопись. Вот снял он первый репортаж, а женщину после этого едва не убили. Теперь он снимет еще один сюжет. Про то, как бедная Мария прячется. Зрителям будет интересно. Только я сейчас не думал о телезрителях, а думал о Марии. Ведь в следующий раз я могу и не успеть к ней на помощь.

– У меня нет никакой информации! – отрезал я. – И думаю, что никогда не будет!

Миша не обиделся и продолжал идти рядом со мной.

– Она мне не очень-то и нужна, – сообщил он с деланым равнодушием. – Я сейчас совсем другим делом занимаюсь.

– Вот и занимайся, – посоветовал я.

– С твоей подачи я набрел на очень интересную тему, – как ни в чем не бывало продолжил Миша. – Финансовые пирамиды в России.

Я быстро взглянул на него. Лицо Каратаева сохраняло полную невозмутимость. Все-таки у него выучка. Если бы я не знал Мишу так близко, я бы сейчас запросто поверил в его равнодушие.

– И что же насчет пирамид? – поинтересовался я.

– Ты не поверишь, но они есть и развиваются.

– Неужели?

– Угу, – кивнул Миша. – Про пирамиды сейчас практически не слышно. Мода на них прошла. Отработанная тема. Вроде бы написано все, что можно написать, и даже больше. Теперь про клонированную овечку Долли людям читать интереснее, чем про пирамиды. А я вот случайно со всем этим соприкоснулся и обнаружил – жив курилка! Только в тень переместился. Там теперь очень интересные процессы проистекают. Тебе интересно? – вдруг озаботился Миша.

– Очень, – честно признался я.

– В общем, там действительно идут большие преобразования. Во-первых, пирамидальные структуры разделились на два больших потока: для богатых и для бедных. Те, что для бедных, – более массовые, но там каждый участник приносит относительно мало денег. Обороты делаются именно на массовости.

– И что – много людей участвует? – недоверчиво осведомился я.

По моим представлениям, людей еще можно было обманывать так, как их обманывали в финансовой пирамиде, о существовании которой я узнал год назад. Там все было основано на грамотной агитации потенциальных участников пирамиды. Агитаторов даже специально учили тому, как ненавязчиво подвести клиента к мысли расстаться со своими деньгами. Деньги были большие, и потому имело смысл возиться с каждым. Но если все это имеет массовый характер и при том суммы небольшие…

– Валом валят, – сказал Каратаев. – От желающих отбоя нет.

– И это после всех громких скандалов? – удивился я. – После всего, что люди узнали о пирамидах?

– Так ведь это теперь не пирамиды, – просветил меня Миша. – Я же тебе сказал – там все меняется, умные люди думают день и ночь над тем, как других людей заставить свои деньги приносить.

– Получается придумать?

– Еще как! Теперь никто не несет деньги в пирамиду. Теперь все несут деньги в серьезную фирму, занимающуюся производственной деятельностью. Люди в эту фирму принимаются на работу. И даже получают там зарплату.

– Но это все-таки пирамида? – уточнил я.

– Классическая! – кивнул Миша и даже причмокнул от удовольствия.

– Но ты же говоришь – зарплата.

– Зарплата, – подтвердил Миша.

– Тогда в чем смысл? Ведь не им должны зарплату платить, а они свои деньги носить должны.

– Они и приносят, Женя, – сказал Каратаев. – Как сумму залога за сырье, выдаваемое им на дом. А сырье это – камушки.

– Камушки?

– Ага, – бестрепетно подтвердил Миша. – Обыкновенный щебень из близлежащего строительного карьера. Этот щебень принятым на работу людям выдают на руки под расписку, чтобы они его дома рассортировали.

– Зачем?

– Вот на этом у них все и основано, – сказал Миша. – На том, что никто не может ничего понять. Даже тебя оторопь берет. А что говорить о тех, у кого восемь классов образования и дурная наследственность. Я сегодня к одному такому работяге иду брать интервью. Не хочешь поучаствовать?

– Хочу! – тотчас откликнулся я.

Миша посмотрел на меня с сомнением.

– Ты только подгримируйся немного, – попросил он. – А не то он, если признает в тебе Колодина, решит, что мы пришли к нему не за интервью, а снимать розыгрыш – и откажется разговаривать. Я и так еле его уломал. Пришлось даже денег дать.

* * *

Старая коммуналка в центре Москвы, настолько неприглядная, что на нее даже не позарились торговцы недвижимостью, расселявшие коммуналки несколько лет назад с целью дальнейшей их перепродажи «новым русским». Эту коммуналку продать было никак не возможно. Кому она такая нужна – дом рассыпался прямо на глазах. Буквально. Мы входили в подъезд, я хлопнул неосторожно дверью, и с потолка упал кусок штукатурки приличных размеров.

– Ты поосторожнее, – посоветовал мне Каратаев. – Поляжем тут под руинами, и никто нам даже свечки не поставит.

Человека, к которому мы шли, звали Сергей Михайлович.

– Вообще-то он Магометович, – просветил меня Каратаев. – Там какая-то темная история с папой Магометом и русской мамой. Но он предпочитает зваться Михалычем. Мол, к кавказцам у нас отношение известное, зачем же людей дразнить.

– Гусей, – поправил я.

– Или гусей.

Он действительно оказался Магометовичем. Смуглое лицо и черные-черные глаза. Еще бы ему усы – и никаким он Сергеем не был бы, а был бы Сердаром, к примеру. Открыл нам дверь, окинул взглядом съемочную группу, ни на ком конкретно взгляда не задержав, и сказал очень серьезным тоном:

– Прошу в мои апартаменты!

Мы шумно прошествовали по темному коридору. Сергей Михалыч занимал в этой коммуналке крохотную комнатушку, единственное окно которой выходило на глухую кирпичную стену. До той стены было метра три, не больше, отчего в комнате стоял вечный полумрак. Над стареньким столом без скатерти светила стоваттная лампочка. На столе громоздились кучки равновеликих обломков щебня. Этот щебень, судя по всему, и сортировал Михалыч, он же Магометыч.

– Хочу сразу предупредить, что обстановка у нас тут не простая, – сказал Михалыч-Магометыч. – Люмпен-пролетариат качает права и вообще проявляет беспокойство. Классовая вражда, одним словом. Предреволюционная ситуация. Так что до окончания интервью из комнаты выходить не советую. Возможно осложнение международной обстановки с последующим членовредительством.