о том, как, родив двойняшек, пробудилась она в лесной глуши и о том, что случись с ней недоброе, малыши её останутся, де, сиротами, а она даже отца их не знает по имени.

Тут мой король-охотник пригляделся к детям, их тёмным, как кора дуба волосам, к их стальным глазам, прикинул в уме, сколько минуло времени с прошлого его визита и понял, что перед ним его собственные бастарды. Эту новость Энгус и поспешил сообщить перепуганной красотке, присовокупив к тому своё имя и королевский статус. Конечно, она тут же снова залилась слезами, на этот раз от радости, да бросилась к нему в объятия, называя своим избавителем, благородным спасителем и прочими высокопарными словами, что так тешат всегда мужское тщеславие. Ну и не преминула подкрепить слова делом, само собой, терять-то ей уже было нечего, а тут целый король на кону! В общем, в объятиях проснувшейся красотки муженёк мой совсем растаял, потерял остатки благоразумия и наобещал ей столько всякого, что слов его и в трёх повозках было бы не увезти. Натешившись же с нею, оставил в доме всю добытую по пути дичь, наказал ждать его скорого возвращения, а сам вновь присоединился к товарищам.

Так он развлекался несколько дней, пока не пришло время поворачивать домой. Тут и одолели моего муженька сомнения, никак не мог он решить, что же ему делать. Забрать лесную красотку с приплодом в замок, да предъявить законной жене плоды своего прелюбодейства? Ну уж нет, этот вариант он и в мыслях не держал! Остаться в лесу дольше тоже было нельзя, убывала вторая луна осени, приближался большой пир – как и всякий год, люди со всего королевства должны были съехаться под кров своего властителя. Маялся он маялся, да и решил открыться побратимам. Рассказал им всё, как было, и взял с них клятву, что не выдадут они его секрет никому, но помогут сохранить для него и лесную красотку, и её детей до поры, пока он не придумает, как с ней дальше быть.

Приятели его подивились такому повороту, но охотно обещали всё, чего он от них хотел, договорились меж собой навещать по очереди дом, где жила королевская зазноба с ублюдками, дабы охранять ту и снабжать всем необходимым, оставили в её кладовых целого оленя, да всякой мелкой дичи, натаскали дров на первое время и с тем отбыли домой.

Целый год так прожила в лесу мужнина девка под опекой его дружков, да и сам он всякий раз под видом охоты или какой другой надобности мчался в её объятия, пока не обрюхатил кралю вторично. Тут уж стал вопрос ребром, слишком тесно выходило в том жилище с ребятишками, да и красотка чем дальше, тем чаще подступалась с расспросами, когда, де, её любимый соизволит исполнить свои щедрые посулы да сделает её законной своей женой. Об уже имеющейся жене этот прохвост, как вы понимаете, умолчал, как и своём гейсе, нарушить который не решался, опасаясь неминуемого наказания.

Понял мой непутёвый муж, что дорожка, им выбранная, завела его в тупик, но идти на попятную не желал, а потому решил обратиться за советом к той, кто понимал в обходных тропках не хуже бывалых законников – к старой королеве, своей матери. И ведь не ошибся! Хоть сначала старуха таким новостям не обрадовалась, грозилась всевозможными карами с небес и с трудом унялась только когда Энгус изобразил полное раскаяние, но, поразмыслив, способ выкрутиться ему таки подсказала. А заодно решила сбить двух птиц одним камнем и избавиться, наконец, от ненавистной невестки, от меня, то есть.

Вот что старая карга придумала.

Снарядила к сыновьей лесной крале своего монаха, чтобы тот её, значит, в новую веру обратил, имя ей от своего бога дал и всё, как полагается. А после и Энгусу, моему, стало быть, мужу, то же полагалось сделать. И тогда, раз отцовские традиции над ним более будут не властны, то и старые обеты утратят силу, ничего уже не помешало бы ему отречься от жены-язычницы, прогнать её прочь, а лучше, от греха подальше, казнить колдунью и взять новую жену по новому закону, всё чин по чину.

Этот коварный план, думается мне, непременно бы сработал, не окажись мой муженёк таким бесхребетным, а его приятели такими безмозглыми и нахальными пропойцами. Да только ведь, осока всегда там, где вода! След старухиного монаха ещё и пылью подёрнуться не успел, а муженёк уж поделился с дружками своими надеждами, ну и, как вы, наверное, уже догадались, поспешили они это дело отметить. Погуляли, по своему обыкновению, пока не перепились в стельку, а как разошлись, один из этих болванов набрёл у конюшен на рыжего Кигана.

Слово за слово, уж не знаю, о чём они там говорили, только ляпнул пьяный дурень лишнего о моей, стало быть, королевской персоне, да не просто ляпнул, сорвалось у него словечко из тех, за которые, по правде, языка лишаются враз. Киган же, чья верность не уступала горячности, враз вскипел и, недолго думая, пустил в ход свои кулачищи, повезло ещё, что не меч. Хотел было рыжий тащить изменника к трону, требовать справедливого суда за такое оскорбление королевы, да тот лишь рассмеялся этому, мол, нашёл о чём беспокоиться, скоро, Киган, будет у тебя новая королева, куда моложе и красивее, вот её и станешь защищать, а о проклятой колдунье не заботься, до неё уже никому дела нет, не успеет и луна трижды смениться, как вовсе сгинет к всеобщему облегчению.

Рыжий хоть и вспыльчив был без меры, а не дурак. Услыхав такие речи, быстро смекнул, что готовится недоброе, тюкнул пьяного болтуна по затылку, погрузил на лошадь, свёз в укромное местечко, да и расспросил поподробнее со всем старанием. А после привязал паршивца к жёрнову и отправил на озёрное дно, с приветом для келпи.24

Не стану врать, будто я его за это осуждаю. И не надо на меня так смотреть! Лучше допивайте да послушайте, что было дальше, так сами всё поймёте.

7 кружка.

А дело было так.

Узнав о готовящемся предательстве, Киган примчался ко двору и первым делом решил обратиться ко мне. Передал он мне через безъязыкую рабыню весточку – старый батюшкин охотничий нож, тот самый, коим мачеха искалечила сводную сестрицу, отняв ей пальцы на ноге. Я о том ноже уж и позабыть успела, а ведь все годы после отцовской смерти с ним не разлучалась даже