кивнула согласно, — вообще черт знает что.

— Какие-то прошлые косяки всплыли, — выбросил окурок и ухмыльнулся: — Ну ты и сиганула на него.

— Я люблю своих психов, — ответила с усмешкой, сверкая глазами, — опять ревнуешь?

— Не, просто забавно, — хохотнул, обняв одной рукой, — ты же не думаешь, что он будет просто тихонько сидеть на хате в спальном районе и пить чай с мятой для успокоения нервов?

— Господи, нет, конечно, — возмутилась в ответ, — на машине маячок, я попросила Кошелева в сообщении. Это ему за снотворное.

— Коварная! — ахнул Павел притворно, схватившись за сердце.

Толпа зевак успела разойтись, остались самые упёртые, решившие досмотреть спектакль до конца, то есть, как машину погружают на эвакуатор. Мы сделали ещё несколько шагов и увидели Панфилова, переговаривающегося с каким-то мужчиной у служебной машины с бело-голубыми мигалками. Он так же нас заметил, показал жест «ок», не поднимая руки, и мы прошли мимо, хотя очень хотелось повторить пробежку и запрыгнуть уже на него. Похоже, телом я все-таки подалась в нужном направлении, потому что почувствовала, как Паша покрепче прижал к себе и шепнул:

— Держу.

— Паш, как так? — задала риторический вопрос, а нижняя губа сама собой отпала от накатившей обиды.

— Говори что хочешь, но как по мне, единственная отговорка, чтобы не быть с любимым человеком — сдохнуть. А он вон, стоит. И вроде даже дышит, но я готов это изменить в любую минуту, только скажи.

Я молча двинулась к машине, раздумывая над его словами. Нет, не над тем, чтобы убить его, поплакать над могилкой и жить дальше. Над тем, что он выбрал долг вместо любви. На столько правильный или чувство не такое уж и сильное? Что им движет? Что у него в голове? В груди такая раздирающая боль, так тошно, что хочется кричать и яростно топать ногами. И я почти придумала ей выход, но внезапно зазвонил телефон.

— Дима?! — взвизгнула в трубку, не ожидая ничего хорошего, а он сказал быстро:

— Спокуха. Порядок, я в сервисе, твой порулил дальше.

— У меня сегодня точно будет приступ, — выдохнула, садясь в машину. — В чем дело?

— Ссылку для отслеживая я выслал сообщением, а по дороге он кому-то звонил с моего номера и говорил по-моему, по-грузински.

— Ничего удивительного, он грузин, — Паша двинулся медленным ходом по дворам, а Дима хмыкнул:

— Это у него через всю рожу, но я не о том. Он явно не хотел, чтобы я узнал суть беседы. Короткой. Но номер машины с русскими буквами довольно сложно сказать по-грузински и он не стал запариваться. Цифры я не повторю, это какой-то мрак, но он точно видел, кто расстрелял тачку. Тачку с моим парнем.

— Дим, я все понимаю, — сказала осторожно, — но давай без резких движений.

— Да я не дёргаюсь, — ответил нервно, — но следить за ним буду и если что-то покажется мне странным…

— Мы делаем ровно то же. Я ему доверяю, он разберётся.

— Линда, я не об этом! — сказал нервно. — Я тачки не успеваю собирать!

— А, — брякнула и едва сдержала смешок, — я компенсирую.

— Женщина! — выдохнул недовольно. — Короче, я на стреме, отбой.

Я с недоумением посмотрела на телефон, потом на Пашу, а тот слегка пожал плечами:

— Хорошая тачка, понимаю его. Кстати, твоя — просто бомба. Кошелев расстарался.

В руке вновь зазвонил мобильный, я дёрнулась, а увидев на экране имя сестры расслабилась по одному поводу и напряглась по другому. Но… сестра же. И я взяла трубку.

— Линда, слава Богу, — выдохнула Вика, — который день пытаюсь дозвониться. Ты в порядке?

— Да, дела были, — отозвалась бодро, — ты как? Поговорили?

— Да… слушай, мы можем встретиться?

— Я очень занята… — начала заунывно, а она заскулила жалобным голосом:

— Пожалуйста, всего на полчасика!

— Ладно, — сдалась тут же и увидела как брови Паши поползли вверх. — Но не дольше, у меня правда много дел.

— Конечно-конечно! — воскликнула с готовностью. — Я собиралась в центр, хотела пройтись по магазинам… ну… детским, — я стиснула зубы, а она продолжила звенящим от счастья голосом: — Давай в торговом центре на площади через полчаса?

— Идёт, — буркнула в ответ и тут же отключилась, сунув телефон в карман и закрыв его на молнию, как будто это могло спасти от нежелательных звонков.

— И нахрена тебе это? — проворчал Павел. — Душу потравить?

— Семью не выбирают, — сказала обреченно, а он тяжело вздохнул:

— Забудь, что я говорил о Панфилове. Вы одинаково больные. Есть такой тип людей, которым тупо нравится страдать.

Я тихо усмехнулась и вновь задумалась над его словами. Да, он мне нравился. Так сильно, как никто другой. И проведи мы хоть одну ночь вместе, я бы сделала все, чтобы он остался со мной, почти уверена, я бы преуспела. Но что дальше? Оставить сестру, пусть и сводную, одну с ребёнком на руках? Что бы там у них не происходило. Оставить маленького человечка без отцовской заботы и любви? Я слишком хорошо знала, каково это. Знала, как это — расти нежеланным ребёнком, от которого не избавились из жалости и боязни осуждения обществом, из-за неприязни абортов, из-за страха. Да и не факт, что это увлечение переросло бы в что-то действительно серьезное, я совершенно не знаю его. Я толком не знаю, кто он такой. Я не уверена даже, что знаю, кто я сейчас, кем становлюсь или уже стала. Раскручиваю бизнес на грани законности, общаюсь с психами, бандитами и убийцами и не испытываю по этому поводу ни трудностей, ни угрызений совести. Наоборот. Если подумать и признаться самой себе, мне доставляет это удовольствие.

— Ты выходить будешь или передумала? — спросил Паша, а я очнулась и повертела головой, обнаружив, что мы стоим на парковке у торгового центра. Переслала ему ссылку и буркнула:

— Смотри за ним, я быстро.

Торопливо вышла и заспешила к дверям, попав в какой-то другой мир обычных людей с рядовыми проблемами и потребностями. Огляделась и поняла — не скучаю.

— Я на месте, — сказала в трубку, набрав сестру, а та защебетала:

— Я в детском на втором этаже, подойдёшь? Не могу заставить себя выйти, тут все такое милое и крошечное… — я двинулась к эскалатору, продолжая слушать ее трескотню, ещё на подходе к магазину увидела ее через огромную витрину, прижавшую телефон плечом к уху и разглядывающую кофточку с оборками, вдохнула побольше застоявшегося воздуха, как перед прыжком в воду, и прошла, сбросив вызов, чего она даже не заметила, продолжая увлечённо описывать розовое нечто.

— Привет, — поздоровалась, с трудом натянув улыбку, а Вика кинулась обниматься и тут же отстранилась, запричитав, понизив голос:

— Линда,