— Если случай подвернется, по самолетам стрелять будем?

— Ребята, вы, наверное, газет слишком начитались. Ни разу я не видел, чтобы самолет из винтовки сбивали. «Юнкерсы-87» — бронированные, а у «мессеров» такая скорость, что вы просто прицелиться не успеете. Если пара «мессершмиттов» выстрел засечет, то живыми от них трудно уйти. На «мессеры» до пяти стволов подвешивают, из них — три 20-миллиметровки. Где вы от них прятаться будете?

— Пустые разговоры, — сказал Матвей Черных, — пушки, самолеты. На танки еще охоту откройте. Задача у снайперов яснее некуда — выбивать фрицев. И хватит пудрить мозги лишней болтовней.

Кто-то пожаловался, что свои же командиры гонят снайперов подальше от траншей.

— И правильно делают. Не все, наверное, замечали, а мне приходилось сталкиваться, — ответил Чумак. — Немцы ваш удачный выстрел без ответа не оставят, будьте уверены. Вы уйти можете, никто не задержит, а взвод или рота начнут мины ловить. Не подставляйте своих же ребят.

Одиннадцать дней вместе пробыли, а привыкли друг к другу, как родные. Вечерами подолгу вели разговоры в своей землянке, где оборудовали нары, стол, скамейки. Однажды поймали глушеного осетра и наварили ухи.

— Уха без водки — это суп, щерба, — объявил Максим Быков.

— Сплавай на другой берег, — посоветовали ему. — Может, в хуторе запасные кальсоны на самогон обменяешь.

Макея — парень шустрый. И землянку в основном он обустраивал и старых шинелей ворох притащил. Печи в землянках оборудовать запрещали. Стоило немцам увидеть струйку дыма, как летела в этом направлении мина, а за ней другая и третья.

И все равно подтапливали, хоть и знали, чем это грозит. Ночи стали уже холодные, трава и земля покрывались утром инеем, а в лужах хрустел под ботинками лед.

Саперы неподалеку от землянки снайперов устроились лучше некуда. Закопались, как кроты, потолок бревнами укрепили (специалисты!), печку чугунную раздобыли и хитрый дымоход вывели. Сначала только в полной темноте топили, когда луны нет или дождь шел, а потом во вкус вошли. Кашу, уху варить стали. Ну и доварились. Снаряд из мортиры все отделение накрыл. Когда тела доставали, ран почти не было, но все синие и пена на губах. Жутко. Кого землей завалило, кто от дыма задохнулся.

Макея, хоть и не слишком ученый, но умнее придумал. Тряпья вокруг хватало. Что-то на разбитых судах нашли, где-то брезент оставили. Валялось много рваных шинелей, потертые, с дырками, следами засохшей крови, но обогревали в холодные ночи неплохо. Особенно, если прижаться друг к другу поближе.

— Я попробую спирту достать, — вызвался парень из Ростова. — У меня земляк здесь складом заведует, может, на литровку расщедрится. Не возражаете, товарищ лейтенант?

— Я-то не возражаю, — пожал плечами Чумак, который и сам был не против выпить. — Только воровать не вздумайте. Сами видели, какой ценой припасы сюда доставляют. Пристрелят на месте или под трибунал. А у них та же пуля, только в затылок.

— Лучше твоему дружку хороший обмен предложить, — высказался Максим. — Они все барахольщики.

И первым выложил на стол выкидной трофейный нож с яркой рукояткой. Чумак долго шарил в своей полевой сумке, но, кроме коробки цветных карандашей и пачки папирос, ничего подходящего не нашел.

— Не надо, товарищ лейтенант, — отодвинул карандаши и папиросы Матвей Черных. — Тыловики зажрались, этого добра у них в достатке.

Забраковали и запасной ремень. Такого добра на складах хватает. Зато сразу приняли тельняшку, которую достал из вещмешка бывший матрос, ходивший до войны на сейнере.

— Не жалко тельняшки? — спросил Максим.

— Чего ее жалеть? Белье теплое выдали, а мне ж не на корабле служить. Да и выпить хочется. Забыть про эту чертову войну хоть на часок.

Андрей пожертвовал трофейную зажигалку, и шустрый Максим принес через час литр спирта и завяленный кусок соленого сала, воняющий бензином. Понюхали, поскребли желтую соль и обругали тыловика:

— Получше не мог найти, крохобор!

— Умный, сам с бензином жрать не хочет.

Настроения это не испортило, посидели вечерок перед землянкой, выпили спирт, съели уху, высказывали, у кого что на душе. Рассоловевший Макея пустил слезу, жалея мать:

— Отец без вести пропал, старшего брата под Ленинградом убили, еще один братишка в девять лет зимой от простуды умер. Остались две сестренки, да бабка едва ходит. И все заботы на мать. Ну вот скажите, разве можно мне умирать?

Парень из Ростова, бегавший за водкой, крепкий, с покатыми спортивными плечами, был уверен в себе. В конце сентября он участвовал в уличных боях и задушил немца, кинувшегося на него со штыком.

— Он у меня винтовку выбил и уже примерился штык всадить. А я борьбой три года занимался. Дернул за ствол, с ног сшиб и, как куренку, шею раздавил… как куренку! И еще буду давить, тем более снайперскую винтовку получил.

Парня, отдавшего в общий котел тельняшку, звали Александр Приходько, а если проще — Саня. Он сразу получил прозвище Матрос. Жилистый, худощавый, Саня рассказал, что до войны плавал на сейнере. Сейнер утопили, когда шли караваном из Астрахани, везли пополнение в Сталинград, ну а Саню зачислили в пехоту.

— Штанов и гимнастерок не хватало, ходили первые дни во всяком рванье, — рассказывал Саня. — Выдали пилотки со звездочками, винтовки и по десять патронов. Все дружки либо погибли, либо тяжелые раны получили. Ну кто думал, что такая война будет? Хвалились, песни пели, а как до дела дошло — поперли нас по всем фронтам. Но здесь мы их остановили, правда, Андрей?

— Пока держимся. Да и некуда отходить. Волга-то — вон она, под ногами.

— Ты меня в свою роту возьми. Я слышал, ты уже десяток фрицев перебил. Возьмешь?

— Возьму, если смогу, — отозвался Ермаков, чтобы прекратить бесполезный разговор.

Еще неизвестно, куда сам попадет. Курсы дивизионные, обещали, что выпускники будут проходить службу в своих батальонах и ротах. Только обстановка каждый день меняется. Что там завтра решат?

Хорошо посидели, выспались, несмотря на холод, а утром посыпались несчастья. Люди на берегу гибли часто. Налетали немецкие самолеты, с холмов били гаубицы. От снарядов неплохо защищал обрыв. Но иногда точно выпущенный под нужным углом гаубичный заряд переваливался через край обрыва и взрывался на кромке берега. Сюда же немцы постоянно сыпали мины.

Народу толчется много, не одна, так другая цель найдется. Но когда немцы сильно распоясывались, из-за Волги начинала работать наша тяжелая артиллерия, и немцы замолкали.

В тот день как всегда проводили тренировочные стрельбы. Парень из Ростова выцеливал доску от шлюпки, торчавшую из песка. Пуля взметнула фонтанчик песка чуть ниже.

— Бери повыше, — сказал Чумак. — Над водой траектория снижается.

— Ну вот, тренируемся на воде, а стрелять на суше будем.