Судя по объявлению на воротах, мечта снова искала своего обладателя. Но теперь, когда дома не было, очередь из покупателей тут не выстраивалась.

Вероника не стала пока никого искать, ей хотелось осмотреть участок. Вряд ли за столько лет тут что-то сохранилось, да еще после огня, но кто знает! Михаил и вовсе не собирался проявлять инициативу. Чувствовалось, что ему здесь неуютно, и он не отходил от своей спутницы.

Яблони на участке встречали их мягким шелестом ветвей, словно соскучились по людям. Вероника поймала себя на мысли, что ей тоже когда-нибудь хотелось бы обзавестись таким домиком. Размышления ее были прерваны окриком:

— Эй! Кто тут? Кто тут ходит еще?

Со стороны открытой калитки к ним спешила старушка. По крайней мере, желание спешить чувствовалось, хотя на скорость это слабо влияло. Пожилой женщине было лет девяносто, не меньше. Время иссушило ее, согнуло, заставило постоянно опираться на палку. Такие даже в деревне обычно уже не работают. Свое время они посвящают прогулкам и наблюдению за окружающими.

Вот и эта старушка быстро засекла посторонних. Что было Веронике на руку.

— Мы думаем купить этот дом, — пояснила она, улыбаясь старушке. — Узнали, что он продается, и приехали посмотреть.

Ей всегда удавалось ладить с людьми. Ничего особенного Вероника для этого не предпринимала, обучающих курсов не проходила — она их вообще считала дикостью. Она просто верила, что если ко всем относиться с дружелюбием, то и люди чаще всего будут отвечать тем же.

Попадались, конечно, исключения, но старушка была не из их числа. Она улыбнулась в ответ, демонстрируя отсутствие большинства зубов.

— О, это будет хорошо, если кто-то вежливый поселится, да еще молодой! А то стоит этот дом, как проклятый, уже и мне страшно иногда становится.

— Главное, чтобы действительно не проклятый, — заметила Вероника. — Для меня важна история дома, просто так въезжать — страшновато!

— Историю этого дома я хорошо помню! Когда я девочкой была, его еще и не было тут, и всей улицы не было. Мои родители и хозяева этого дома одновременно участки получали, строить друг другу помогали. Когда у них дочка родилась, я ее нянчила. Только вот дурная кровь оказалась. Хорошая, а дурная!

Судя по весьма эмоциональному рассказу старушки, у пары, построившей дом, родилась всего одна дочь — Елена. Родители ушли рано, а Лена начала пить. С такой бедой в деревне много кто сталкивается, остановить ее было нереально, а никто и не рвался помочь. Соседи только журили через забор. Да и что они могли?

Потом Лена где-то встретила городского — говорили, что москвича, но это старушка наверняка не знала. От любви женщина отрезвела. Сыграли свадьбу. На осень и зиму Лена часто уезжала к мужу, а летом они отдыхали здесь, потому что места действительно отличались редкой красотой.

Ждали наследника — да не сложилось. Лена никому не рассказывала почему, все держала в себе. Они с мужем все чаще ссорились, и она начала прикладываться к бутылке после многолетнего перерыва. Муж это не стерпел, они расстались.

— Хотя штампы о браке в паспортах оставили, — уточнила старушка. — Он иногда приезжал, одуматься просил. Но трезвой Ленку уже и не заставал. Потом рукой махнул, больше не появлялся тут, в Москве отсиживался.

Многие деревенские алкоголики быстро обзаводятся соответствующей компанией, но Лена Рябченко заливала свое горе одна. Когда она пропала — никто и не заметил, и точную дату исчезновения назвать не брались. Она просто перестала мелькать на улицах. Деревенские решили, что муж все-таки забрал ее к себе.

Однако он приехал сам, и не с Леной, а с полицией.

Женщину искали всем миром, обошли ближайшие леса, перекопали весь участок, даже на дно озера водолазы ныряли. Напрасно. Казалось, что Лена просто растворилась в воздухе.

Вскоре ее объявили мертвой, муж продал дом. В него въехала московская семья с двумя маленькими детьми. Вот только радости им это не принесло.

— Детки болели постоянно, — покачала головой соседка. — Приезжали сюда за здоровьем, а болели! Девочка еще ничего, а вот мальчик. Кровью плевался! Не рад был им этот дом. И земля не рада. Ее родители Ленки обрабатывали, и чужой род тут был не нужен.

— Почему вы так решили?

— А вон, смотри!

Старушка указала в сторону от едва различимой дорожки, туда, где когда-то было крыльцо дома. Теперь рядом с обугленными камнями чуть покачивались на ветру иссохшие ветки розовых кустов. Это не было данью сезону: все остальные растения на участке еще были покрыты листвой, местами даже зеленой. А розы умерли, и чувствовалось, что весной они не оживут.

— Когда новые люди въехали, они тут цветы посадили, — пояснила старушка. — Сказали, что тут некрасивая проплешина, и надо ее чем-то закрыть. А это земля плачет! Если земля плачет, ничего уже не сделаешь. Все, что посадили Ленкины родители, продолжало цвести и плодоносить год за годом. А что сажали чужие, то всегда умирало!

Вероника подошла ближе к засохшим кустам. Было видно, что эту землю огонь не задел, сюда пожар не дотянулся. Слова старушки были пугающе верными: почва словно погибла от горя и не позволяла зародиться новой жизни.

— В одно лето мальчик так разболелся у городских, что они «Скорую» прямо сюда вызывали, — завершила соседка. — Уехали с ним, больше не вернулись, дом выставили на продажу. А в него потом молния ударила. Сразу тушить не начали, пожар разгорелся, и уже ничего не спасли. Может, оно и к лучшему? Поэтому я не знаю, что можно вам посоветовать. Мне-то хочется, чтобы тут люди хорошие поселились, детишки снова бегали. это и есть жизнь! Но вот Ленкины родители, чую, против. Сердятся они, что и она, горемыка, жизнь свою сгубила, и мы ее покинули. Я вот как думаю: люди тут смогут жить только тогда, когда ее тело найдут и в могилу наконец положат. Хоть там ей будет покой!

Саша сидела на подоконнике, поджав под себя ноги, и смотрела, как за окном осенний ветер срывает листья с деревьев. Она понимала, что сейчас должна заниматься совсем не этим. А чем — она не знала.

Бумаги, которые ей дали в офисе Тронова, все еще лежали на столе. Она пересмотрела их уже сотни раз, вчитывалась в каждую букву, но что делать — все равно не догадывалась. Она слышала, как другие участники планировали куда-то идти, кого-то опрашивать, действительно разбираться в этом. Она так не могла.

Саша не представляла, как она может заявиться на место преступления — или завести разговор с риелтором, которая, может, людей убивала! Прошлая Саша такого не испытывала, она умела общаться с людьми и добиваться своего. Но та Саша исчезла лет десять назад. А та, что осталась, только и могла, что смотреть из своей квартиры на город, в котором кто-то действовал и побеждал.

Она надеялась, что участие в проекте поможет ей прийти в себя после смерти Жени и способствует новому старту. Видно, ошиблась. Она добилась только нового разочарования в себе.