Со знанием дела Витте маневрировал между политикой свободной торговли и протекционизмом. Стимулировал импорт, закупая за границей сталь, чтобы не замедлять железнодорожное строительство. Одновременно ограждал высокими тарифами текстильную, швейную, пищевую промышленность, защищая русский капитал, который в этих отраслях уже развернулся, даже давал капиталистам налоговые льготы на импорт современного оборудования — сегодня мы сказали бы «поддерживал внедрение высоких технологий». И тут же всячески способствовал притоку иностранного капитала в те же самые отрасли. Чтобы российский производитель не расслаблялся…

Мы видим сегодня, как работает — или не работает — импортозамещение в агробизнесе. Запретив антисанкциями импорт сыра, ветчин, помидоров, наше государство не открыло другой рукой доступ иностранному капиталу в эти отрасли, чтобы сыры и колбасы производились в России. Отечественный производитель обрадовался: ему помогли встать на ноги. На прилавках появились, к примеру, тугие краснодарские помидоры вместо водянистых голландских. Но в тепличных условиях производитель тут же и оборзел. Зачем думать, что рано или поздно запреты на импорт снимут и надо готовиться к конкуренции? Взвинчивай цену на гречку, вари сыр из простокваши, мыла и пальмового масла — и все дела. Тупое импортозамещение без стимулирования иностранных инвестиций, которые создают конкуренцию, еще ни одной стране ничего хорошего не принесло.

Каждое направление реформ Витте заслуживает отдельного рассказа. Но в контексте размышлений о том, откуда берутся деньги и почему их поиск в России оборачивается такой драмой, на первый план выходят три задачи, которые решал Витте. Во-первых, привлечение иностранного капитала вопреки сопротивлению тех, кто считал это кабалой для страны. Во-вторых, ослабление и размывание общины, средневекового реликта. И в-третьих, издание в разгар революции 1905 года Манифеста 17 октября, который должен был положить начало созданию новой архитектуры государства и формированию гражданского общества.

Думаете, страх и неприязнь в отношении иностранного капитала появились в России только сегодня? Вот уж нет, они культивировались в нашей стране постоянно. Не раз Россия с помощью иностранных займов, инвестиций и концессий выруливала на путь устойчивого развития. И тут же властные силы начинали спешно рвать и делить неспелые плоды с деревьев, на которых растут деньги… Большевики — при уничтожении НЭПа, Сталин — в ходе индустриализации. На всех отрезках истории рано или поздно иностранным инвесторам приписывался умысел обобрать Россию, а тех, кто привлекал их в страну, клеймили за продажу Родины. Попользовавшись тем, что создал иностранный капитал, его тут же гнали взашей. Даже не скажешь, чего в этом больше — глупости или бесстыдства. Пороки внутреннего устройства признать невозможно, а внешний враг — вот он, пришел нажиться.

Российский бюджет во времена Витте был скуден, и с этим можно было бы жить, если бы не задача модернизации. Витте нужны были инвестиции, он бестрепетно набирал иностранные кредиты для строительства железных дорог, укрепления банков, реорганизации государственных предприятий — сильное государство не боится брать в долг. А нынешние кормчие страны боятся. Внешний долг России сегодня меньше 20% ВВП, зато нет денег, чтобы вкладывать в инфраструктуру. Да ведь это значит расписаться в собственном бессилии, по сути признать, что страну никогда не удастся поднять настолько, чтобы вернуть долг.

За долги европейским странам Витте ругали все, включая государя Александра III. Действительно, в политике никто не бел и не пушист, у кредитора всегда есть желание использовать выданные займы как рычаг давления на должника. Но это же азбучная истина, которую надо просто учитывать в расчетах. И когда заем, полученный Россией от Франции, стал обрастать кабальными условиями, Витте сумел, выражаясь современным языком, перекредитоваться у Германии. Это просто вопрос профессионализма.

В правительстве и при дворе отношение к иностранным инвестициям было самое негативное, и Витте снова приходилось сражаться. На крики — точь-в-точь как и сегодня — о кабале и утрате самобытности страны он отвечал, что за самобытность принимается банальная отсталость. «Капиталы, как и знания, не имеют отечества, — утверждал он. — Раз богатство создано, оно стремится туда, где в нем наибольшая нужда, где его лучше оценят, лучше сумеют им воспользоваться… Говорят, что иностранные капиталы грозят будто бы самобытности страны и если не спешить, то можно обойтись и собственными капиталами для создания промышленности и новых капиталов. Но великая страна не может ждать !»[26]

Современная Россия эту мысль не усвоила. Рыночные реформы 1990-х годов выдохлись, не успев принести первые плоды, а для реформ ох как важно не упустить момента! В стране не было денег, чтобы вдохнуть жизнь в лежачие заводы, быстрее насытить рынок товарами, смягчить падение уровня жизни людей. Отчаянно был нужен капитал — любой национальности. Но никто не торопился писать законы, защищающие инвесторов, не спешил давать льготы тем, кто был готов пуститься в новое дело с русскими партнерами, принеся с собой капитал.

В начале 1990-х иностранцы обивали пороги кабинетов, предлагая проекты — от быстрой застройки обветшавшего центра Москвы до переоснащения ключевых металлургических предприятий. Все переговоры тонули в трясине — опасались прогадать. А к началу нулевых сурово-запретительное регулирование иностранных инвестиций — чтоб, не дай бог, чего не натворили, — поставило на этой теме крест: кроме единичных смельчаков, в Россию никто из иностранцев уже и не рвется.

Что может быть лучше чужих денег? Во всем мире самая острая конкуренция идет не за нефть или другие ресурсы, а именно за чужие деньги — иностранные инвестиции. В России же твердят об улучшении инвестиционного климата, а на практике только заботы — как отгородиться от инвесторов. Так что если вы тоже думаете, что отдать землю в аренду китайцам в вашем, к примеру, Забайкалье — это путь в кабалу, то утешьтесь: в этой убогой мысли столь же мало оригинальности, сколько и правды.

Знаковое здание в центре Нью-Йорка, украшение «Большого яблока» — Рокфеллер-центр. Это 14 высотных зданий в стиле ар-деко, где расквартированы крупнейшие корпорации. Каждый год на Рождество там ставят главную елку страны, а церемонию зажигания свечей на ней в рождественскую ночь транслирует национальный телеканал NBC. Что страшного случилось от того, что в 1989 году японская группа Mitsubishi выкупила этот квартал у семьи Рокфеллера? Он перестал был украшением нью-йоркского мидтауна? Стал инструментом насаждения «японских порядков»? Большинство американцев и не ведает, что они наслаждаются рождественским сезоном в японском квартале…

Не нравится пример Нью-Йорка? Пожалуйста, вот другие: производство японских тракторов Komatsu и немецких автомобилей Volkswagen в Калуге и BMW в Калининграде. К сожалению, такие примеры можно по пальцам пересчитать. А цена, которую мы платим за опасливое отношение к иностранному капиталу, огромна.