Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он считал себя убежденным марксистом, но ни учение Маркса, ни даже реалии СССР не считал применимыми к собственной стране. Он твердо запомнил одно: Маркс всегда твердил о диктатуре. Камбоджа изберет самый особый из всех особых путей. Она очистится от эксплуатации, от жирующих вождей, вскормленных французскими колониальными правителями, от девальвированных буржуазных ценностей и идеалов и вернется в чистое помыслами, не испорченное деньгами аграрное общество равных и счастливых людей.
Откуда у человека, получившего образование в Париже, взялась идея фикс переделать страну на людоедский манер? Почему, начитавшись Маркса, он выдернул из десятков тысяч его страниц только убежденность в том, что диктатура несет благо? В его стране и пролетариата-то не было, не было и капиталистов, чью собственность можно было бы экспроприировать и превратить в общественную. Пол Потом двигала убежденность в благости аскезы, он был уверен, что все должны мечтать о жизни в равенстве нищеты.
Придя к власти, Пол Пот заявил, что преобразование общества должно свершиться — внимание! — за несколько дней. Квинтэссенция утопии об особом пути. Немедленно уничтожить города, умертвить интеллигенцию, расстреляв врачей, учителей, инженеров. Стереть с лица земли все, что хоть отдаленно напоминает о буржуазной цивилизации. Уничтожить книги, запретить иностранные языки. Переселить всю нацию в деревни, чтобы народ убедился, что истинное счастье — это равенство и чистота души, которые можно обрести лишь в аскезе постоянного труда на измор и плошки риса в день. Все иное — буржуазные излишества. Все, кто в этом не убежден до глубины души, — враги, которых необходимо методично, бестрепетно уничтожать. Но не просто уничтожать — их необходимо пытать, записывая, как они под пытками будут признаваться в своих преступлениях, в своей жажде наживы, в своем стремлении распространять знания о том, что в других странах люди живут по-другому. На этих записях должны учиться дети, новые поколения.
Пол Пот и его «красные кхмеры» были педантичны и последовательны, как в свое время нацисты. Они записывали в журналах подробности пыток и детальные признания своих жертв как доказательства, которые должны излечить от «нездоровых сомнений» остальную часть нации. Ту, которую власть ежедневно выгоняла работать, стоя по колено в воде на малярийных полях. Эти поля, задуманные как основа трудовой утопии, страны без денег и потребностей, оказались братскими могилами. До сих пор гиды, которые проводят экскурсии по местам тех могил и лагерей «красных кхмеров», не могут удержаться от слез.
Больше о марксисте Пол Поте можно ничего и не говорить. О том, как надругались над учением Маркса те, кто называл себя его последователем, — тоже.
Если и было в России время, не похожее ни на предыдущее, ни на последующее, то это рубеж ХІХ-ХХ веков. Поэзия Серебряного века, полотна группы «Бубновый валет», причудливые образы художников «Мира искусства», новая эстетика, авангард, формализм, декаданс… Это мы еще помним, все же в музеи иногда выбираемся. Но ведь расцвет искусства не возникает на пустом месте.
Нас учили, что это был период реакции и монархического мракобесия. «Победоносцев над Россией простер совиные крыла…» На самом деле было ровно наоборот. Это был период обновления и бурного развития. В последние 20 лет перед Первой мировой войной в России наблюдались самые высокие темпы роста экономики за всю историю. Страна вошла в десятку ведущих стран. Или даже в пятерку — по некоторым оценкам — трудно сказать: история переписывалась с тех пор на самые разные лады.
Да и какая сегодня разница, в десятку ли, в пятерку? Зачем современному человеку разбираться в тех двух десятилетиях перед первой Великой войной? Да все для того же, чтобы задуматься. В данном случае — о том, почему у нас не получается учиться даже на собственном опыте. Почему всегда в адрес реформаторов, старающихся вывести страну на общеевропейский путь, звучит злобная критика, а споры о том, куда идти стране, — что тогда, что сегодня — схожи до боли.
Двадцать лет тех реформ связаны с двумя именами: Сергея Юльевича Витте[21] и Петра Аркадьевича Столыпина[22]. Их диагноз был одинаков: Россия — страна отсталая, хотя у нее есть все, чтобы стать передовой. Оба стремились поставить страну именно на капиталистические рельсы. Обоих за это критиковали, травили, пытались убить… Как только кто-то начинал реформировать Россию, на него спускали всех собак! В последний раз совсем недавно — лет 30 назад…
При Витте строились железные дороги, мосты и порты, складывалась национальная банковская система. В страну шли иностранные инвестиции — Запад видел, что Россия превращается в новый Клондайк. Росла промышленность, Россия стала крупным экспортером зерна, леса, нефти, масла.
И тем не менее страна так и осталась отсталой, и никакого жонглирования понятиями тут нет! За успехом реформ стояла лишь неимоверная политическая воля горстки выдающихся людей. Витте и Столыпин сделали многое, но согласия в обществе от этого не возникло. А пока его нет, не может быть и движения вперед — сплошной разброд и непоследовательность. Уже тогда Россия считала себя уязвленной, униженной более развитыми державами и уже тогда искала какой-то «свой особый путь». «Она дорожила своим прошлым, не хотела превращаться в какую-то "условно" западную страну», — пишет историк М. А. Давыдов[23]. Эта уязвленность, инфантильная обида рождает самые сумасбродные идеи о пути развития страны, мешая национальному сознанию созреть, дорасти до единства. А без него отсталость не одолеть, сумбур идей ведет только к отсталости общества и к слабости власти, которая и стала главной причиной революций — и 1905-го, и 1917 года.
А что потом? Потом началась совсем другая история, в которой период модернизации имени Витте и Столыпина был так тщательно подчищен, что уже ничему никого не мог научить.
Казалось бы, где развиваться капиталу, если не в России после отмены крепостного права? Колоссальная территория — готовый самодостаточный рынок, природные богатства, многочисленное население, переходящее от натурального к товарно-денежному хозяйству, как только возникает возможность. Ан нет, развивался капитал медленно. В оборонных и смежных с ними отраслях — горнорудной промышленности, в производстве чугуна и стали, в машиностроении — доминировали государственные, казенные заводы, жившие вне законов рынка и тормозившие его развитие. Частный российский капитал складывался в основном из купечества и выбившихся «в люди» крестьян и ремесленников. Иностранного капитала в страну притекало немало, но гораздо меньше, чем могло бы, — инвесторов пугали хилые законы и средневековые практики. Но главным тормозом развития было качество рабочей силы. Крестьяне и «горнозаводские» крепостные, приписанные к казенным заводам и ставшие на рубеже ХIХ-ХХ веков формально свободными наемными рабочими, не были готовы к труду на современных промышленных предприятиях. Низкая производительность труда в России бросалась в глаза — невежество, лень, пьянство. Работа — наказание. Жизнь, впрочем, тоже…