Английский рабочий получал в четыре раза больше российского, а российский все равно обходился фабриканту дороже. «В Англии на 1000 веретен приходилось 3 рабочих, в России… — 16,6»[24]. В Европе уже в конце XVIII века были развиты ремесла и мануфактуры, при переходе к фабричному производству людям нужно было лишь переучиться. А это совсем не то же самое, что лепить фабрично-заводского рабочего из вчерашнего крестьянина.

С чего-то надо было начинать, и Витте взялся за расширение сети железных дорог. Отсутствие транспортных путей не только не давало сложиться единому рынку, лишало мобильности и капитал, и товары, и труд. Отсутствие дорог напрямую тормозило развитие сознания людей. Они проживали всю жизнь там, где родились, в замкнутости и изоляции, считая традиции данностью и не имея представления об остальном мире. Мы плохо понимаем истинную роль пространств, которыми привычно гордимся.

В середине 1880-х Витте, управляющий Общества Юго-Западных железных дорог, уже построил Одесскую железную дорогу. Тут его назначают министром путей сообщения, и он берется за прокладку железной дороги от Челябинска до Владивостока, знаменитой Транссибирской магистрали.

Азиатская часть России была оторвана от центральных европейских районов, да и в пределах азиатской территории единый рынок еще не сложился: в Иркутске ржаная мука продавалась по 1,5 рубля за пуд, а в Томске — по 45 копеек. Часто в Сибири хлеб вообще не находил спроса, а в центральных промышленных районах дневное содержание рабочих — то есть стоимость рабочей силы, если по Марксу, — доходила до 5 рублей из-за дороговизны хлеба. «Железная дорога, — утверждал С. Ю. Витте, — без сомнения, устранит эти… аномалии». Витте был намерен извести патриархальные формы товарообмена в Сибири, помочь капиталу освоить дремлющий потенциал азиатской части России, поднять уровень жизни простых людей. Это только кажется, что железные дороги «всего лишь» инфраструктура. Витте был прекрасным математиком и сам разработал систему новых железнодорожных тарифов. Ясно же, что стоимость перевозки товаров должна быть меньше разницы в ценах на рынках в разных частях страны, чтобы люди захотели пользоваться дорогами. Какую уйму расчетов надо было сделать, чтобы обсчитать все участки Транссибирской магистрали! Это, по сути, было определение пропорций будущего рыночного обмена. Сложится рынок при помощи новой железной дороги или нет — вот какова была цена вопроса.

Дальний же умысел Витте состоял в том, чтобы двинуть в Сибирь людей из европейского центра, ослабив там давление перенаселения на землю и одновременно оживив безлюдную Сибирь, где земли было на порядки больше, чем людей, желавших ею владеть. Какое же сопротивление вызвала эта затея! Помещикам был на руку избыток населения в центральных частях страны, позволявший поддерживать высокую стоимость аренды земли. Денег у крестьян не было, аренду они отрабатывали натурой. Помещиков приводила в смятение мысль, что переселение крестьян на восток может лишить их дармового труда.

Дороги строили ссыльные и каторжные, другого труда в местах прокладки магистрали не было. Снова дармовой труд — теперь на государство. Да и на его заводах рабочим, однажды прикрепленным к ним, особо некуда было податься. Не было рынка свободного труда. А значит, простора для капитала и быть не могло.

Витте расчищал дорогу капиталу в прямом и в переносном смысле слова. Убеждал сопротивляющихся, что нет смысла ломать копья в дебатах: надо идти по пути, проложенному Европой. Это сложно, ведь в России сложились совсем другие законодательные и культурные условия, но именно их и нужно менять не мешкая.

«Мы привыкли не воспроизводить жизнь, изучая и принимая во внимание течения западной жизни, а строить ее, копируя… факты из жизни то одного, то другого западного государства, часто даже без изучения ее течения, — писал Витте в «Воспоминаниях». — От этого… наше умственное и житейское шатание между… противоположными течениями, действиями и мероприятиями. Ради одних западных учений мы становимся на путь свободного обмена, убивая некоторые отрасли промышленности; затем ради других учений мы силимся возродить… [их] путем усиленного покровительства»[25].

Будто сегодня писано! Послушаешь заклинания о модернизации-диверсификации и улучшении инвестиционного климата — вроде наши кормчие понимают, что нужны реформы, а для этого требуются в том числе и иностранные инвестиции, и передовые технологии, которые несет иностранный капитал. И тут же снова фантазии — хорошо бы взять у Германии вот это, а у Китая — вот то. Нет ни последовательной экономической политики, ни желания объяснить людям, где именно лежит путь к деньгам для них самих и для всей страны. От этих умственных шатаний только закрепляется брак мышления. Люди уже с трудом различают, что есть норма, а что — психический вывих собственного сознания.

— Правда, что в Штатах полицейское государство? — недавно спросил меня типично средний москвич, регулярно читающий новости, причем на всех ресурсах подряд, что, возможно, его и подводит…

— В каком смысле «полицейское»?

— Ну… типа все по закону, никому денег не дать, чтоб вопрос решить…

И тут же, после паузы, этот типичный москвич принялся возмущаться российской коррупцией. Как одно уживается с другим? А запросто: ум цепляется за отдельные факты, не пытаясь сложить их в цепочки причин и следствий. Хочется «решать вопросы» в обход закона, за деньги — это же удобно. При этом возмущает живодерство чиновников — вот совести нет! Сохранить одно, но изжить другое — не абсурдно ли? Но и на это у вывихнутого сознания готов ответ: «А почему нет? Мы ж великая страна. У нас свой путь». Людям кажется, что если мы станем как все, то чем тогда гордиться? А спроси их, что это за «особый путь» такой к лидерству в мире и достатку в стране, — ни одного внятного звука. Теперь уже даже без паузы, на том же дыхании, принимаются скорбно вздыхать: «Ой, у нас все не как у людей». Вот и пойми, какой они, собственно, хотят видеть страну…

На посту министра финансов, а затем премьера Сергей Юльевич Витте провел денежную реформу, привязав курс бумажных денег к золотому рублю, то есть стабилизировал денежно-финансовую систему. Реорганизовал работу Дворянского и Крестьянского банков, они стали расширять кредитование и помещиков, и крестьян, пуская в новый оборот отобранные за долги разорившиеся поместья, которые их хозяева не сумели перестроить на рыночный лад. Стал возникать рынок земли, агробизнес начал становиться на капиталистическую основу.

Витте умудрился извести казнокрадство и даже тупой непрофессионализм в огромном государственном секторе. Пожалуй, при нем госпредприятия функционировали эффективнее, чем когда бы то ни было. Он не ограничился этим, а вкладывал полученные казной дополнительные доходы в поддержку частного предпринимательства. Ни до, ни после него никто этого не делал. До сих пор.