— Да, супер.

Она все же изменилась. Раньше была мягкой, нежной, податливой, выполняла любую его просьбу, каждый день старалась угодить или удивить, хоть чем-нибудь, чем угодно, блинчик в форме сердца или яичница с улыбкой из кетчупа. Только он этого не ценил, принимал как должное, мол, это же ей надо, это она хочет показать себя с лучшей стороны, заслужить его поощрение.

— Дебил, — чуть слышно прошептал на выдохе.

— Что, прости? — сразу нахмурилась.

— Ничего. Ребра ноют.

— Могу дать мазь, уже можно. Она хорошо обезболивает.

— Было бы здорово.

Но кое в чем Лиза осталась прежней. В заботе и любви к тем, кто ей дорог. А еще взгляд остался таким же — глубоким, проницательным, всегда немного грустным. Из всех женщин, что у него были, в таких подробностях он запомнил только её. И сейчас, когда прошлое соединилось с настоящим, Лиза кажется еще притягательней. Она повзрослела, стала сложнее.

Скоро за столом собрались все. Паша по привычке сел рядом с дедушкой, Лиза устроилась слева от сына, а Евгений уселся в торце в гордом одиночестве. Напряжение так и витало в воздухе. Но поговорить им придется. Хочет Лиза признавать или нет, между ними всё было. Притом, несмотря на мотивы, она сама пришла.

— Не забыл про водосточку? — вырвал его из дум Семен.

— Не забыл.

— Через полчасика, думаю, приступим. Я пока в дровнике порядок наведу, а уж потом на крышу.

— В дровнике я и сама наведу порядок, — вступила Лиза, — тебе после случившегося лучше не перенапрягаться.

— Ты отца-то со счетов не списывай раньше времени, — усмехнулся, — я уже в полном порядке. Тем более в нашем Тереме поселился вон какой здоровый медведь, — зыркнул на Соколова, — в помощи не отказывает.

— Папа, — скривилась.

— Семен Аркадьевич верно говорит. Можете смело просить о чем угодно.

— Слышала? — расплылся улыбкой Семен.

— Вот и занимайся своей водосточкой, а я разберусь с сараем, — и повернулась к Паше, который и без маминого участия уже всё съел. Она лишь рот открыла. — Ты хоть жевал, зай?

— Зевал, — кивнул. — Тепель мне мозно плансет?

— Беги, бери.

— Ула!

А Соколов смотрел на них и понимал, насколько он сейчас здесь лишний. Лишний для Лизы. Только вот избавиться от него не выйдет, зря она надеется на скорое прощание.

Лиза оставила сына с отцом, сама же поспешила в сарай, где предусмотрительно заперла дверь, незваных гостей ей здесь не нужно. Да и вообще хотелось побыть одной, в доме теперь и не уединишься толком. Соколов как черт из табакерки выскакивает то там, то здесь, а после вчерашнего тем более не хочется с ним пересекаться. В принципе, осталось потерпеть дня два и всё, они проводят его в город, передадут в руки заботливых полицейских и пусть те нянчатся с Евгением Федоровичем, пусть вызывают его свиту и делают что хотят.

Под столь печальные мысли девушка принялась за работу, надо было собрать поленницу. Отец наколол много дров, но сложить они их не успели, начались проливные дожди. Так, в спешке покидали в сарай и оставили. А запах древесины немного успокоил, расслабил, но единение с природой было нарушено уже через десять минут. В дверь постучали.

— Лиз, открой, пожалуйста, — естественно, это был он.

Может, все-таки долбануть его разок? Чтобы хоть один день провести в покое.

— Я бы очень хотела побыть одна, — и уложила увесистое поленце рядом с таким же.

— Нам надо поговорить.

— Не надо, — ответила усталым голосом.

Тогда он просто навалился на дверь, и та легко открылась, а вырванный с корнем шпингалет жалобно звякнул об пол. Ну, как есть медведь. Хотя, чего она, собственно, ожидала? Для Соколова никогда не существовало слов «нет» или «давай не сейчас», если ему надо, то всё… и вода потечет, что называется, вспять. Он же неизлечимый эгоист!

— Послушай, — отряхнулся, — я просто хочу поговорить.

— О чём?

— О твоём ночном визите.

И с каких это пор Евгений желает поговорить с женщиной после секса?

— А я не хочу разговаривать об этом, — посмотрела ему в глаза, — здесь и не о чем говорить.

— Это еще почему?

— Думаю, ты уже понял, что здесь у меня с мужчинами напряженка в силу их отсутствия. У тебя тоже наблюдалось некое перенапряжение. Вот мы и помогли друг другу.

— Ага, — как-то даже растерялся. Н-да, Лиза очень изменилась. — То есть, эдакий секс без обязательств?

— Именно.

— Ясно. Ну, раз так, то я бы хотел повторить. Можно? — прикрыл за собой дверь, подпер её чурбаком.

— С ума сошёл?

— Нет. В здравом уме, правда, не в твердой памяти, но что поделать, — и направился к ней.

— Ты бы лучше притормозил, — опять схватила полено.

— Ты бы лучше опустила оружие, — а в глазах точно демоны заплясали, что по-настоящему испугало Лизу.

Таким Соколов бывал, когда праздновал победу над очередным конкурентом. Ни одна мелкая фирма не могла конкурировать с его монстром, а он и рад был давить тех несчастных, кто хотел всего-то заработать.

— И что сделаешь? — вдруг бросила полено к остальным.

А он подошел, накрыл ладонью затылок девушки, заставил задрать голову. Невозможно просто смотреть на нее, невозможно быть на расстоянии. Так было и раньше, когда они встречались. К ней тянуло с самого первого дня их знакомства. Но он просто не мог дать слабину, не мог показать женщине, что зависим от нее хоть в чем-то. И не мог признаться себе в том, что она нужна не только для постели. Как забавно Лиза раздувает ноздри, явно злится, однако взгляд дрожит, губы разжаты.

— Ничего плохого, — и сейчас же поцеловал, а скоро от губ перешел к шее, руками забрался ей под кофточку.

— Прекрати, хватит, — прошептала обессилено. Противостоять ему всегда было тяжело. Он умудрялся орать, стучать кулаком по столу, потом мог сразу подойти и взять. И она не сопротивлялась, полностью забывая о том, как буквально минуту назад босс ее отчитывал так, что слезы просились наружу. Слабачка!

— Ты же хочешь, Лиз, — снял с нее кофту, после стянул футболку с себя. — И вчера… тебе было хорошо, я видел.

— Вчера было вчера, — попыталась отойти, но он не пустил.

Сейчас хотелось, и реветь, и смеяться одновременно. Реветь, потому что за столько лет так и не выработала к нему иммунитет, по-прежнему его присутствие лишает способности мыслить, а тело всеми рецепторами умоляет отдаться, ну а смеяться, потому что снова позволяет этому человеку вести себя по-хозяйски, ибо самая настоящая дура. Взглядом меж тем так и прилипла к широкой рельефной груди Соколова, которая медленно вздымалась при каждом вдохе. Что ж… пусть это будет последняя ошибка.