— Что смешного, никчемная девка? — спросил Ортего, сверкая красными глазами. Он увеличивался в размерах, одежда трещала, руки обрастали жёсткой чешуей, прорезались когти. Но после того, как я видела виверна Себастьяна, он казался мне крошкой гекконом по сравнению с нильским крокодилом.

— Нет, ну надо же на сколько могут быть похожи единокровные братья! Но к чести Его Величества, на внешности всё и заканчивается.

— Величества? Величества? Да что ты знаешь об этом жалком выродке, — практически переходя на визг и моментально растеряв весь свой таинственной лоск, заверещал Нонардем. Похоже я наступила на больной мозоль. — Я! Слышишь, сучка, я, должен был стать Цессом! Я был рожден первым. Я сильнее чем он, в сотни раз, никчемный, ничтожный потомок такой же трусливой бездарности. — Ооооо, ну в этом я точно сомневалась. Тем временем брызгая слюной и расхаживая туда-сюда, сектант продолжил свой обличающий монолог. Я лишь время от времени мычала, стараясь тянуть время и внимательно слушать, а вдруг эта информация мне как-то поможет. Пропуская нелестные эпитеты, которыми он попеременно награждал то своего отца, то брата, весь его монолог сводился к тому, что по праву первенства и рождения, на троне должен был сидеть он. Венец бы на нём смотрелся куда лучше, чем на Себастьяне.

Он не был одержим магическим превосходством колдунов над простыми людьми, как многие отступники, просто ему нужна была сила и люди, чтобы взять её, а им нужен был лидер. Он не хотел убивать отца, он даже немного любил его, но видишь ли тот во время последней встречи категорически отказался отречься от трона в его пользу. А Оракул, которого он похитил и в последствии выпил, отказался составить для него предсказание, сказав лишь то, что судьба Ориума давно решена. Почему-то он решил, что именно он и является будущим предназначением для страны, наверное, прекрасно быть на столько уверенным в себе. Потом было много непотребства о том, с каким удовольствием он соблазнял и имел каждую любовницу и фаворитку Дрэго. Тут я немного не поняла в чем смысл, да и куда мне до прямых потомков императорской фамилии, но ведь грубо говоря, он подбирал объедки со стола наследника, кстати именно последняя фаворитка графиня как-то там её и доносила Ортего о Себастьяне. Честно говоря, его обличающая речь немного подзатянулась и давно переросла в какое-то нытье о несправедливой судьбе и злосчастном роке. Я уже откровенно зевала и подумывала о том, чтобы попросить меня прикончить потому, что слушать это нескончаемое нытье уже было выше моих сил. До него наконец-то дошло, что я не обладаю даже зачатком магии, хотя он отослал всех своих приспешников, не желая делиться. И даже сам изготовил более мощный, чем обычно впитывающий силу амулет, собственно поэтому он так подзадержался с ритуалом. А причина по которой со мной как с писанной торбой носится Его Величество ему не ясна, да и в общем-то неинтересна, поэтому он решил меня убить. Действительно, не развязывать же мне руки, и, с извинениями, оттряхивая запачканное платье, отпускать.

Когда он вытащил кинжал из ножен, в моей голове была одна единственная мысль. И та об упущенной возможности — я так и не узнаю, как целуется Дрэго.

Совершенно не имея желания наблюдать за своей смертью, я что есть силы зажмурилась. Я всё ждала и ждала удара, но он так и не последовал. Я открыла глаза: очень внимательно, Нонадем прислушивался к чему-то смотря вверх. Потом несмотря на то, что мне это казалось невозможным — позеленел еще сильнее и отбросив кинжал, развернулся в сторону противоположную мне. Разбежавшись, он прыгнул вверх и за мгновение обратился в дракона, взмахнув огромными перепончатыми крыльями. Одежда, клоками посыпалась на землю, но на левой лапе, сапог так и болтался, трепеща на встречном ветру, как боевой стяг в атаке на неприятеля. Виверн Ортэго отдаленно напоминал зверя Цесса, с той лишь разницей, что, не смотря на его впечатляющие размеры, а он был матерой, неповоротливой как дом махиной, он был каким-то несуразным. Странные пропорции. Слишком большая голова и короткая шея. Слишком куцый хвост и большая хм… задняя часть. Зато он был утыкан шипами, словно подушечка для булавок иголками. Я попыталась повернуть голову, чтобы рассмотреть куда отправился отступник, но натянутые веревки мешали, и я могла только слышать, что происходит совсем рядом.

Сердце моё радостно забилось, так как этот, такой по родному знакомый, мерзкий звук, я узнаю везде: то ли вой, то ли крик, который издавали голосовые связки дракона Вседержителя. Какофонию отвратительных звуков поддержал и второй зверь. Уши мои болели нещадно, где-то далеко испуганно мычали коровы и взволнованно брехали собаки, разбуженные противным скрипом и рычанием, а вопли то приближались, то отдалялись, от меня, чередуясь с низким звуком, с которым кровные братья поливали друг друга чистой силой. Небо то и дело прорезали белые вспышки, как от слишком большой молнии во время сильной грозы, освещая на мгновение чернильную темноту ночи. Вторая луна обиженно скрылась за серыми облаками, видимо не желая наблюдать схватку, но скорее слушать.

Краем глаза я увидела мельтешение силуэтов и небесную схватку. Они крутились вокруг друг друга стараясь найти слабое место, поливая энергетическим огнем противника. В клубке мощных тел, в сцеплении кожистых крыльев, в смертельном танце вымерших ящеров было что-то завораживающее. Вдруг они завертелись, резко взмахивая крыльями и царапая друг друга острыми когтями. Виверн Ортего попытался укусить Себастьяна за беззащитное брюхо, но щелкнув острыми зубами совсем рядом, опрометчиво подставил свою шею под сабельные зубы дракона Цесса. Тот немедля воспользовался промашкой соперника, схватил его поудобнее за шкирку, и пользуясь моментом, словно собака куриную кость, перекусил шею единокровного брата. Отбросив агонизирующее тело дракона куда-то вне пределов моей видимости, Дрэго взмахнув всего пару раз крыльями, оказался четко надо мной. Очень осторожно, не желая навредить он пыхнул на меня своей силой.

Я почувствовала обжигающее, смертоносное пламя.

Везде.

Но оно нежно гладило меня, согревая, насыщая силой и не причиняя боли и вреда моему телу. Зато веревки, удерживающие меня и многострадальное платье, рассыпались прахом, истлели. Так же аккуратно, он спланировал на поляну, подцепил меня лапами и оторвав от земли поднялся высоко в небо. На западе, красной нитью, обозначился восход, освещая все еще звездное небо несмелыми лучами и прогоняя скромницу Лалуну, я крепко, двумя руками обняла за мощные когти своего спасителя и наконец-то ощущая себя в безопасности провалилась в омут долгожданного беспамятства.

За свою прошлую жизнь я падала в обморок всего один раз, да и тот, был от большой потери крови, когда случайно выстрелившее ружье дяди на охоте, посекло мне дробью часть плеча. Не то чтобы я была не впечатлительной или циничной барышней, просто мне казалось, что я пропущу все самое интересное, да и потом, с таким детством как у меня, то, что заставляет обычную девушку лишаться чувств, у меня едва ли вызывало хоть какую-то реакцию. Но попав сюда, мой организм видимо решил срочно исправить эту несправедливость, и догнать и даже перегнать мою сестру Софью, которая не выходила без нюхательных солей из дома даже к шляпнику. Вновь придя в себя в своей комнатке в летней резиденции Бруно, я испытала острое чувство дежавю. Та же кровать, с белым хрустящим бельем, тот же бриз, треплющий светлые занавезки, запах цветущего шиповника и фруктов, лежащих в вазе на столе, какие-то снадобья на тумбочке и… Стоп!