Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Игорь, не глядя на девушку, отрицательно покачал головой. Соврал он сейчас или нет? Он и сам не понимал еще всего.
– И поэтому ты остался работать в полиции? – спросила Катя понимающе.
– Я работаю в полиции, потому что я за силы добра и света, – улыбнулся Игорь.
Утром, когда Соколовский выходил из своего номера в отеле, на ресепшен ему передали конверт от Васильева. Заглянув в него, Соколовский с удовольствием увидел ПТС-ку и ключи от машины. У входа в гостиницу его ждала новая машина, точно такая же, как и у Кати.
Двигаясь в плотном потоке, Игорь умудрился увидеть Яну достаточно рано, чтобы у него была возможность перестроиться и притормозить у тротуара.
– Привет. Спасибо, что подождали, – нажимая на педаль газа, сказал он, когда Яна забралась к нему на переднее сиденье.
– Опоздай вы еще на пару минут – я бы точно передумала.
Игорь не глядя нащупал дверку перчаточного ящика и достал оттуда коробочку и конверт.
– Тут аванс. Повторюсь: меня особо интересует любая информация о нарушениях в отношении миноритариев компании.
– А что мне делать, если их нет?
– Яна, – засмеялся Соколовский, – ну кого вы пытаетесь обмануть? Их права нарушают всегда. Крупная компания не может без этого функционировать.
– У вас что, юридическое образование?
– У меня хорошие консультанты. Вопросы у вас остались?
– Вопросов нет, – с улыбкой сказала Яна, заглянув в конверт. – Но если меня поймают – я им все про вас расскажу.
– На здоровье. Но лучше, если вас все-таки не поймают, правда?
На углу Яна быстро выскользнула из машины, и Соколовский снова влился в поток автомобилей.
Аркадий Викторович Игнатьев непривычно нервничал сегодня. Дела шли неплохо, все складывалось так, как он и планировал, но какое-то чувство беспокойства не отпускало его уже пару дней. И сейчас на заседании совета директоров он говорил о текущих планах, а внутри у него шевелился червячок недовольства.
– А теперь, полагаю, пришло время рассмотреть вопрос о более тесном сотрудничестве с канадскими партнерами. В современных реалиях, как вы понимаете, к этому есть определенные преграды, но есть и пути, как эти преграды обойти. Начать мы должны с…
Игнатьев замолчал на полуслове, увидев, как открылась дверь и в зал для совещаний вошел Соколовский. Он взял стул и сел возле Игнатьева за большой стол. Идеальный дорогой костюм, салонная стрижка, спокойное лицо и уверенный взгляд без признаков истерики.
– Извините, чуть не опоздал. Или опоздал? Ну, тем более извините.
– Соколовский, ты что тут делаешь? – начал медленно выходить из себя Игнатьев. – Мне вызвать охрану?
– Зачем позориться, Аркадий Викторович? – спокойно сказал Соколовский и бросил на стол перед Игнатьевым черную папку, объяснив всем присутствующим: – С сегодняшнего дня я управляю семью процентами акций этой компании. Представляю всех ваших миноритариев. Кто сомневается – проверьте сами. Документы в папке.
Игнатьев смотрел на Соколовского, и лицо его делалось каменным, только в глазах было больше ненависти, чем презрения или обычной злости. Игорь снова повернулся к Игнатьеву:
– Ну что, Аркадий Викторович? Будем работать! Какая на сегодня повестка дня?
Игнатьев с треском сломал в руках авторучку, которую все это время сжимал в руках.
Игнатьеву пришлось заканчивать заседание совета директоров в присутствии Соколовского. Благодаря огромному самообладанию Аркадий Викторович сохранял непроницаемое лицо. Хотя ему пришлось терпеть не просто присутствие сына своего бывшего партнера, но и его хамское поведение. Соколовский, откровенно и нагло развалившись в кресле, делал из бумаги самолетики.
– Господа, на этом все, – заключил Игнатьев, но Соколовский тут же встрепенулся и стал тянуть вверх руку, как на школьном уроке. Стараясь не смотреть на него, Игнатьев продолжил: – О дне следующего заседания совета директоров вы будете оповещены отдельно.
– А я еще про импортозамещение хотел поговорить! – заявил Соколовский, чувствуя, что добровольно ему слова никто не предоставит. – А то миноритарии очень волнуются.
– И о чем же они волнуются? – холодно осведомился Игнатьев.
– О том, какими путями идем, товарищи. Даем взятки на таможне, продаем запрещенный товар. Что, потребитель не обойдется без итальянской моцареллы? Да он ее от рязанской вообще не отличит.
– Игорь Владимирович, вы здесь человек новый. Не все правила игры поняли.
– Я понимаю, что товар нужного качества можно получить двумя способами – законным и не очень, – веско объявил Соколовский.
– У вас есть конкретные предложения? – со сдержанной усмешкой спросил Игнатьев.
– Начнем скупать фермерские хозяйства, – стал перечислять Соколовский, примериваясь, куда бы запустить бумажный самолетик, – войдем в бизнес, разовьем под себя, создадим сеть. Долой контрабанду, дорогу российскому фермеру!
– Слишком много расходов при слишком долгой отдаче.
– Зато миноритарии будут спать спокойно! – Соколовский встал и смял свой самолетик. – Подумайте, господа. И займитесь реальным делом, а не игрой в лихих контрабандистов. Все. Пора защищать страну от жуликов и воров. Приятного всем дня.
Выдержав взгляд Игнатьева, Соколовский вышел из зала. Пытаясь представить реакцию Игнатьева там, в зале для совещаний, он дошел до стойки секретарей на ресепшен. Яна сидела на своем рабочем месте одна. Увидев Соколовского, она вопросительно посмотрела на него.
– Не волнуйтесь, – чуть наклонившись к девушке, тихо сказал ей Игорь. – Я не стану еще раз приглашать вас в ресторан. Просто напоминаю: наш уговор в силе. Я жду.
– Не стоит напоминать мне об этом здесь, – нахмурилась Яна, но больше ничего сказать не успела. В этот момент у нее зазвучал в интеркоме голос Игнатьева:
– Немедленно список миноритариев, которые передали Соколовскому право голоса! Я хочу поговорить с каждым!
– И всем привет от меня, Аркадий Викторович, – опередил Яну Соколовский, наклонившись к интеркому. – Мент Мажор на страже их семи процентов!
– Урод! – не сдержался Игнатьев.
Под утро улицы чуть припорошило сухой снежной крупой. И вместо шорканья дворницких лопат во дворах слышались звуки метел и синтетических щеток. Бомж с неопрятной бородой, в которой, наверное, еще с лета застряли опилки, обходил свою территорию. В мусорных баках всегда можно было найти что-то съедобное и даже полезное. Вчера кто-то выбросил еще вполне годную меховую безрукавку, два дня назад – чуть порванные мужские сапоги-дутики. Но лучше всего летом, когда в банках и выброшенных в баки бутылках часто можно найти остатки пива.
Отогнув край картона, бомж вытаращил глаза. В баке, согнув колени, на боку лежал труп молодого мужчины с окровавленной головой. Но самое страшное зрелище представлял обрубок его руки. Рука была отрезана по самый локоть. Роняя свои пакеты с найденной «добычей», бомж стал испуганно пятиться и упал на снег на глазах дворника-таджика.