Вокруг люка – охранники и стражники. Они смотрят на меня, на меня нацелены все стволы.

Я широко улыбаюсь.

Они смотрят на меня, но не стреляют.

А потом они расступаются, и вперёд выходит высокий крепкий мужчина в дорогой одежде восточного покроя. Одежда явно не форменная: тёмно-зелёная, с золотыми и серебряными узорами. Голова покрыта чем-то вроде чалмы. Внешне мужчина больше похож на северянина: светлые брови, голубые глаза. Мы смотрим друг на друга, и первым, как ни странно, не выдерживаю я.

– Ну и что? – спрашиваю я, стараясь придать голосу презрительное выражение.

Мужчина выдерживает паузу.

– Ты – Риггер.

– Да.

– Зачем ты сбежал от своего провожатого?

– Потому что я не привык, чтобы мной помыкали.

– Ты не мог победить его в бою, и потому сбежал. Позорно, как пёс.

Я поднимаю один из дробовиков и целюсь в светлобрового.

– Тебе ещё есть что сказать? – спрашиваю я.

Кажется, я знаю, почему не убил его сразу. Потому что он прав. Он и в самом деле отвратительно прав.

– Меня зовут Файлант. Меня ты тоже не победишь в честном бою. Я пришёл, чтобы завершить то, что было поручено Киронаге. Ты должен прибыть во дворец, Риггер. А потом уже делай, что хочешь.

Я нажимаю на спуск.

Но там, куда летит заряд, Файланта уже нет. Файлант быстрее всех, кого я видел за всю свою длинную жизнь. Он перекатывается, отталкивается от кого-то из толпы, подпрыгивает и выбивает дробовик из моей руки. Я не успеваю поднять второй: Файлант бьёт меня в лицо, и я падаю назад. Я пытаюсь вскочить, но раздаётся выстрел, и мир погружается в темноту. Единственное, что я успеваю услышать перед тем, как потерять сознание, это слова Файланта:

– Не живым, так мёртвым…

Меня зовут Риггер. Меня зовут Риггер. Меня зовут Риггер.

Я говорю это самому себе, потому что я проиграл схватку. Я смирился с тем, что меня может победить Киронага – победить в бою. Но Файлант разложил меня, как младенца, без всяких усилий. Такого унижения я никогда не терпел.

Когда я вышел на свет, я надеялся прочитать в лицах охранников страх. Я надеялся, что они никогда не видели подобного мне. Человека, который в одиночку, не получив ни царапины, уничтожил целый штурмовой отряд или даже несколько отрядов.

Но страха не было: потому что таких, как я, тут как минимум двое. Или двадцать, как говорил Киронага.

Надо мной – красный с золотом вычурный балдахин. Пахнет свежим бельём и немножко розовым маслом. Я провожу рукой по своему телу под тонкой узорчатой простынёй. Я чист, мне тепло и хорошо. Поднимаюсь.

Комнате, в которой я нахожусь, позавидовал бы любой наместник. Впрочем, кроме Жирного, я знаком только с одним – с Синтиком. Когда-то я играл с ним в бильярд.

Всё вокруг в золоте и бархате. На стенах – картины, написанные с удивительным мастерством. У Жирного таких картин не было, и вряд ли когда-нибудь будут. Жирный не любит красивые вещи. Жирный в первую очередь любить пожрать.

Я встаю, оборачиваюсь простынёй и подхожу к стрельчатому окну, через которое бьёт солнечный свет. Я вижу перед собой ровный квадратный двор. Брусчатка – просто идеальная, камешек к камешку. По двору идёт отряд воинов в полном вооружении. Они одеты в красно-белую форму – цвета Императора. Раздаётся крик: понять, что именно кричат, я не могу. Солдаты разворачиваются и направляются в другую сторону.

Это регулярная армия Императора, точнее, один из отрядов. У наместников редко бывают организованные войсковые соединения, насколько я знаю. Жирный в случае нападения возлагал надежды на своих гладиаторов. Впрочем, на Санлон нападали редко и скорее мелкими набегами: семь дней пути вглубь страны – это слишком далеко.

Раздаётся какой-то звук. Я разворачиваюсь. В комнату входит девушка с подносом. Она маленькая, изящная, с тонкими чертами лица. Она ставит поднос на круглый столик у кровати и собирается уходить.

– Ты куда? – спрашиваю я.

У меня давно не было женщины.

Она смотрит на меня немного испуганно. Я подхожу к ней, провожу ладонью по её щеке, увлекаю её к кровати. Она не сопротивляется: наверное, предупреждена. Впрочем, это хорошо: у меня сейчас нет настроения преодолевать сопротивление.

Мы развлекаемся около часа, и никто нас не беспокоит. Девушка не нравится мне: у неё слишком тонкая фигурка и маленькая грудь, но сейчас это не играет роли. Мне просто нужна женщина, вот и всё.

Я отпускаю её, и, по-моему, она довольна. Я был с ней нежен, как бывал нежен только с Бельвой, наверное. Почему так, я не знаю и сам.

Как только она выходит, дверь открывается снова. На пороге – Файлант. Он одет более подходящим для своей внешности образом – в свободную рубаху со шнуровкой и широкие грубые штаны. На груди его – дорогой золотой медальон тонкой работы. На поясе – тяжёлый прямой меч.

– Доброе утро, Риггер, – говорит Файлант.

Он не противен мне, как можно было бы ожидать, и, уж конечно, я не боюсь его. Я ему завидую.

Неопределённо хмыкаю в ответ.

– Сегодня, Риггер, твой первый день во дворце. Он может стать и последним, если ты не будешь слушать меня.

– У меня есть вопросы, – перебиваю я его.

– Задавай, – он наклоняет голову к плечу и садится на резной табурет.

– Зачем я здесь? – спрашиваю я.

– Ты это узнаешь на днях.

– Будет ли война с Фаоланом?

Файлант смеётся почти в полный голос.

– Нет, конечно. Какая может быть война? Это тебе Киронага наговорил, да, я знаю.

Я это предчувствовал.

– Киронага имел приказ: доставить тебя любым путём, – продолжает Файлант. – Теоретически он мог в первый день сломать тебе шею, связать по рукам и ногам и привезти на телеге. Он предпочёл более изящный способ.

– Наврать мне.

– Да. Потому что о настоящей цели тебе говорить нельзя.

– Про берсерков он говорил правду?

– Про берсерков – почти. Нас шестнадцать. Вместе с тобой. И это – со всей Империи. Пока что ты – самый слабый, потому что ты не чувствуешь свою настоящую силу. То, что ты положил восемьдесят с лишним человек в оружейной, ничего не значит. Ты не смог оказать должного сопротивления ни мне, ни Киронаге.

Я – самый слабый. Утешает то, что я сильнее всех остальных. То есть есть всего лишь пятнадцать человек сильнее меня.

– Зачем мы здесь?

– Я же сказал, ты узнаешь это на днях. Ты повторяешься в вопросах, друг мой.

Я молчу. Говорит он.